Вольф Мессинг
Шрифт:
Мессинг в мемуарах приводит целый ряд случаев, когда телепатические способности якобы помогли ему раскрыть ряд серьезных преступлений. Правда, истории эти выглядят слишком уж фантастическими и содержат совершенно неправдоподобные детали. Вольф Григорьевич утверждал: «Ко мне нередко обращались и с личными просьбами самого разного характера: урегулировать семейные отношения, обнаружить похитителей ценностей и т. д. Как и всю свою жизнь, я руководствовался тогда только одним принципом: вне зависимости от того, богатый это человек или бедный, занимает ли он в обществе высокое положение или низкое, стоять только на стороне правды, делать людям только добро». Он, в частности, рассказал, что помог семье графа Чарторыйского найти пропавшую очень дорогую бриллиантовую брошь: «По мнению видевших ее ювелиров, она стоила не менее 800 тысяч злотых — сумма поистине огромная. Все попытки отыскать ее были безрезультатными. Никаких подозрений
Граф Чарторыйский прилетел ко мне на своем самолете — я тогда выступал в Кракове, — рассказал все это и предложил заняться этим делом. На другой день на самолете графа мы вылетели в Варшаву и через несколько часов оказались в его замке.
Надо сказать, в те годы у меня был классический вид художника: длинные до плеч, иссиня-черные вьющиеся волосы, бледное лицо. Носил я черный костюм с широкой черной накидкой и шляпу. И графу нетрудно было выдать меня за художника, приглашенного в замок поработать.
С утра я приступил к выбору “натуры”. Передо мной прошли по одному все служащие графа до последнего человека. И я убедился, что хозяин замка был прав: все эти люди абсолютно честные. Я познакомился и со всеми владельцами замка — среди них тоже не было похитителя. И лишь об одном человеке я не мог сказать ничего определенного. Я не чувствовал не только его мыслей, но даже и его настроения. Впечатление было такое, словно он закрыт от меня непрозрачным экраном.
Это был слабоумный мальчик лет одиннадцати, сын одного из слуг, давно работающих в замке. Он пользовался в огромном доме, хозяева которого жили здесь далеко не всегда, полной свободой, мог заходить во все комнаты. Ни в чем плохом он замечен не был и поэтому и внимания на него не обращали. Даже если это и он совершил похищение, то без всякого умысла, совершенно неосмысленно, бездумно. Это было единственное, что я мог предположить. Надо было проверить свое предположение.
Я остался с ним вдвоем в детской комнате, полной разнообразнейших игрушек. Сделал вид, что рисую что-то в своем блокноте. Затем вынул из кармана золотые часы и покачал их в воздухе на цепочке, чтобы заинтересовать беднягу. Отцепив часы, положил их на стол, вышел из комнаты и стал наблюдать.
Как я и ожидал, мальчик подошел к моим часам, покачал их на цепочке, как я, и сунул в рот… Он забавлялся ими не менее получаса. Потом подошел к чучелу гигантского медведя, стоявшему в углу, и с удивительной ловкостью залез к нему на голову. Еще миг — и мои часы, последний раз сверкнув золотом в его руках, исчезли в широко открытой пасти зверя… Да, я не ошибся. Вот этот невольный похититель. А вот и его безмолвный сообщник, хранитель краденого — чучело медведя.
Горло и шею чучела медведя пришлось разрезать. Оттуда в руки изумленных “хирургов”, вершивших эту операцию, высыпалась целая куча блестящих предметов — позолоченных чайных ложечек, елочных украшений, кусочков цветного стекла от разбитых бутылок. Была там и фамильная драгоценность графа Чарторыйского, из-за пропажи которой он вынужден был обратиться ко мне.
По договору граф должен был заплатить мне 25 процентов стоимости найденных сокровищ — всего около 250 тысяч злотых, ибо общая стоимость всех найденных в злополучном “Мишке” вещей превосходила миллион злотых. Я отказался от этой суммы, но обратился к графу с просьбой взамен проявить свое влияние в сейме так, чтобы было отменено незадолго до этого принятое польским правительством постановление, ущемляющее права евреев. Не слишком щедрый владелец бриллиантовой броши, граф согласился на мое предложение. Через две недели это постановление было отменено».
Разумеется, эта история выдумана Мессингом с начала и до конца. Его слава была слишком умеренна, чтобы о нем узнал один из богатейших людей Польши. К тому же Чарторыйские — это княжеский, а не графский род, ведущий начало от жившего в XIV веке Константина (Коригайло), третьего сына великого князя Литовского Ольгерда и Марии Витебской. Здесь Мессинг явно ошибся, и эта ошибка лишний раз доказывает, что он никогда не был вхож в высший свет польского общества. Замечу попутно, что из современников Мессинга наиболее известен один представитель рода Чарторыйских. Это — Михал (в миру — Ян Францишек) Чарторыйский, родившийся в 1897 году и ставший монахом ордена кармелитов: во время Варшавского восстания работал в госпитале повстанцев, был захвачен немцами и расстрелян. В 1999 году он был причислен католической церковью клику святых.
Сам же прием, с помощью которого Мессинг якобы нашел похищенное, на самом деле ничего общего с телепатией (чтением мыслей)
Глава пятая
На новую родину
Вторая мировая война в одночасье перевернула жизнь сотен миллионов людей. Особенно несладко было евреям, оказавшимся в странах, оккупированных нацистской Германией. Сначала на них нашили желтые шестиконечные звезды и загнали в гетто, а после нападения Гитлера на Советский Союз началось «окончательное решение еврейского вопроса» — физическое истребление евреев Германии и оккупированных стран Европы.
Мессинг не был мобилизован в польскую армию — по возрасту и состоянию здоровья. Он писал в мемуарах: «Когда 1 сентября 1939 года бронированная немецкая армия перекатилась через границы Польши, государство это, несравненно более слабое в индустриальном и военном отношении, да к тому же фактически преданное своим правительством, было обречено. Я знал: мне оставаться на оккупированной немцами территории нельзя. Голова моя была оценена в 200 000 марок. Это было следствием того, что еще в 1937 году, выступая в одном из театров Варшавы в присутствии тысяч людей, я предсказал гибель Гитлера, если он повернет на Восток. Об этом моем предсказании Гитлер знал: его в тот же день подхватили все польские газеты — аншлагами на первой полосе. Фашистский фюрер был чувствителен к такого рода предсказаниям и вообще к мистике всякого рода. Не зря при нем состоял собственный “ясновидящий” — тот самый Ганусен, о котором я уже вскользь упоминал. Эта премия в 200 000 марок тому, кто укажет мое местонахождение, и была следствием моего предсказания».
Что ж, теоретически Мессинг во время одного из своих представлений подобное предсказание сделать мог. Только никаким ясновидением для этого обладать не надо было. Еще Бисмарк, как известно, предостерегал Германию от войны против России, поскольку это означало бы затяжную войну на два фронта, которую Германская империя не могла выдержать.
Мессинг вполне мог повторить эту мысль, но как предсказание грядущих событий ее могли бы воспринимать только после поражения Германии во Второй мировой войне. Поскольку такое поражение случилось, данное Мессингом предсказание могло бы запомниться (если оно, конечно, было в действительности). Но если маг его и сделал, то вряд ли в многолюдной варшавской аудитории, а скорее всего, в каком-то небольшом провинциальном зале. И до Гитлера, как и вообще до Германии, это предсказание Мессинга дойти никак не могло. Да и насчет того, что Мессинг действительно произнес это пророчество еще до Второй мировой войны, да еще перед несколькими тысячами зрителей в Варшаве, мы знаем только из мемуаров самого Мессинга. Из независимых источников же можно сделать вывод, что столь многочисленных аудиторий в Польше Мессинг никогда не собирал. Да и был ли где-нибудь в Варшаве, да, пожалуй, и вообще в Европе зал, способный вместить несколько тысяч людей? А на стадионах Мессинг точно не выступал.
Заметим, что это, как и многие другие предсказания Мессинга, похоже на предсказание Дельфийского оракула лидийскому царю: «Если Крёз начнет войну, он погубит великое царство». Примерно таким же было и предсказание Мессинга. Под Востоком в 1937 году можно было понимать не только советскую Россию, но и Польшу, Чехословакию или вообще страны Азии.
В романе Михаила Голубкова «Миусская площадь» приводится афиша его гастролей, будто бы состоявшихся в Берлине в 1933 году. В предисловии к роману Михаил Михайлович отмечает, что сознательно перенес события, связанные с предсказанием Мессинга, из Варшавы 1937 года в Берлин 1933 года, что казалось автору более подходящим для логики развития действия. В действительности, как мы вскоре убедимся, никакого предсказания Мессинга, вызвавшего такой гнев фюрера, что тот приказал его любой ценой схватить и доставить пред свои светлые очи, на самом деле не было. Но писатель конечно же имеет право на художественный вымысел. Давайте познакомимся с этой любопытной вариацией на тему мессинговских мемуаров. При этом надо принять во внимание, что Голубков опирался не только на мемуары, но также и на рассказы своих родителей, одно время довольно тесно общавшихся с Мессингом. Так что писатель, вполне возможно, обладал и неким уникальным знанием о личности Мессинга: