Волга впадает в Гудзон
Шрифт:
— Я и не сомневаюсь, — мягко произнес он, — что вы с Яковлевым ведете Вагина профессионально. Тем более что и распечатки его телефонных разговоров тоже ничего существенного пока не дали. Что ж, придется набраться терпения… Буквально на днях появились новые обстоятельства, позволяющие считать, что Вагин мог затихнуть и по причинам, от нас с тобой, Галина, не зависящим…
Он перевел взгляд на Валерия Померанцева, который сегодня вел себя на удивление тихо, углубленно просматривая бумаги и скромно дожидаясь своей очереди.
— Как думаешь, Валерий, — окликнул его Турецкий, — могли наши коллеги проколоться и спугнуть вагинского знакомца?
— Запросто! — оживился Померанцев. — Тем более что обещали, по вашим словам, назвать нам его имя еще вчера, но не сделали этого и сегодня… Ведь не сделали?
Александр Борисович покачал головой и нахмурился. Помолчал и отпустил подчиненных, попросив Валерия задержаться.
— Я вижу, ты эти списки уже наизусть выучил, — проворчал он, кивая на бумаги в руках следователя. — Правда, фамилия Слепцов в них от этого вряд ли появилась… Ты уже разговаривал с полковником?
— Разговаривал, Александр Борисович, — кивнул Померанцев. — Ведет он себя вполне спокойно, какую бы то ни было причастность ко взрыву отрицает начисто. В общем, как все задержанные. Волноваться начинает, исключительно когда речь заходит о его жене. Когда его забирали, к ней неотложку пришлось вызвать. Думаю, и во время обыска без врачей тоже не обойдется.
— Мне на тебя эксперты жаловались. — Турецкий посмотрел на мгновенно подобравшегося Померанцева и усмехнулся: — Не волнуйся, я их не поддержал! Но и тебе скажу: еще раз употребишь в общении с коллегами непечатные выражения…
— Так, Александр Борисович, сколько ж тянуть-то можно?! — Валерий все-таки взорвался. — Это что же такое, а?.. За несколько суток не могут выяснить, есть в этом растреклятом «субару» хоть какие-то интересующие нас следы или нет! Да я сам на них жалобу накатаю! Генеральному!..
— Но-но, остынь! Еще жалобы он не катал через мою голову… Они же жалоб на тебя не пишут, исключительно по телефону — пока… Ты тоже пойми: у них там какой-то особенный, микро что-то там анализ делается, машина, как я и предполагал, вычищена и вымыта на совесть. Ты что же, думаешь, меня эта задержка радует? Слепцов — это ты и сам знаешь — в ответ на показания свидетеля твердит одно: машину мог угнать кто угодно, пока она находилась в городе… Словом, если в ближайшие пару дней ничего не нароем, ордер на его задержание никакой судья нам не продлит!
Померанцев тяжело вздохнул и уныло посмотрел в окно, потом вновь на своего шефа: ведь не кто иной, как он, принимал решение о скорейшем задержании полковника Слепцова, — правда, при поддержке Грязнова-старшего, и все-таки…
— У меня через час встреча с Агеевым, — сообщил он. — А через два часа еще с одним типом. Возможно, что-то будет, Александр Борисович… Вот нутром чую, что если и не Слепцов-старший, то как минимум младший в этом дерьме замешан!
— Агентуру свою тряхнул? — поинтересовался Турецкий. — Это хорошо, агенты могут…
Но что именно «могут агенты», Померанцеву на этот раз услышать не удалось: за дверью кабинета, в приемной, послышался какой-то шум, что-то крикнула Наташа, затем дверь резко распахнулась, и на пороге возник с повисшей на его локте испуганной секретаршей Всеволод Иванович Томилин собственной персоной…
— Простите, Александр Борисович! — Наташа почти рыдала. — Просто с ума сойти можно, этот господин… Я сейчас вызову охрану!
— Подожди, Ната! — Турецкий остановил кинувшуюся к своему столу секретаршу. — Всеволод Иванович, как вы вообще сюда прошли?
— Я… У меня тут знакомый работает! Вы… Пока вы тут тянете резину, меня хотят убить! — почти взвизгнул Томилин, который в этот момент совершенно ничем не напоминал сдержанного, воспитанного господина, каким запомнился Турецкому по предыдущим общениям.
Померанцев, заметно оживившийся при виде Всеволода Ивановича и явно приготовившийся поразвлечься за счет своего шефа, откровенно ухмыльнулся и поудобнее устроился на своем стуле. О собственной неприятной ситуации со Слепцовым он решил временно забыть.
— Проходите, сядьте и прежде всего успокойтесь, — твердо произнес Турецкий, от которого не ускользнула ни перемена в настроении подчиненного, ни ее причина. — Наташа, ко мне пока никого не впускать… Так кто вас собирается убить?
— Разумеется, Вагин, кто же еще?! Да он мне почти прямо пригрозил по телефону, а сегодня… То есть вчера… Нет, позавчера…
— Очень вас прошу: успокойтесь! — повторил Турецкий.
Всеволод Иванович наконец сел, точнее, упал на стул и дрожащей рукой пригладил растрепавшиеся волосы.
— За мной следят. — Теперь его голос упал почти до шепота. — Вагин… Пока вы его не арестуете, я отсюда не уйду!
— Обычно в таких случаях требуют охрану, — еле заметно усмехнулся Александр Борисович, — а не грозятся сменить место постоянной прописки на проживание в моем кабинете… Почему вы решили, что за вами следит Вагин и что значит «следит»?
— Кто же, кроме него?! — Томилин как-то по-женски всплеснул руками. — Он и следит… Мой охранник называет это «хвостом»!
— Где ваш охранник сейчас? — поинтересовался Померанцев, который по своей природе не был способен оставаться в стороне от какой бы то ни было ситуации.
— Внизу… — повернулся к нему Томилин. — Я его отпустил, но он остался ждать… меня…
— Сейчас я его приведу, Александр Борисович, — вскочил Валерий. — Если и правда был «хвост», думаю, он расскажет все более внятно.
Турецкий кивнул и с любопытством поглядел на перепуганного Томилина.
— Лично я верю вам, что кто-то за вами следит, — мягко произнес он. — Вот только насчет Вагина вы абсолютно точно ошибаетесь. Вся его охрана либо при нем, либо на своем рабочем месте, никому постороннему никаких распоряжений относительно вас он, пока что во всяком случае, точно не отдавал…