Волгины
Шрифт:
В комнате на минуту все стихло. Были слышны только шум автомобильного мотора за окном и приглушенный оклик часового: «Кто идет?»
— Как видите, товарищи, план гениально прост, — продолжал Колпаков. — Чтобы его выполнить, следует ни в коем случае не пропустить немцев на Курск, измотать их живую силу и технику и самим перейти в контрнаступление. У нас есть все для выполнения этой задачи — прекрасная оборона, оружие, войска, прошедшие школу Сталинграда, есть танки, пушки, авиация. У нас налицо высокий моральный дух нашей армии. Задача политработников состоит в том, чтобы довести до сознания каждого бойца и командира смысл
Колпаков умолк, медленным, спокойным взглядом обвел участников совещания.
— Какое соотношение нашей и немецкой авиации, товарищ генерал? — спросил рыжеволосый полковник, сидевший рядом с Алексеем.
Генерал ответил:
— Соотношение в нашу пользу и больше, чем в прошлом году: в авиации, в танках, не говоря уже об артиллерии. Удовлетворены?
— Вполне удовлетворен, — ответил рыжеволосый полковник.
Отвечая на вопросы, генерал перешел к непринужденной беседе:
— Так и не удалось разведке выудить, в какой день они все-таки собираются наступать? — спросил полный, круглолицый майор в очках.
— Вот и надо выудить, — ответил Колпаков. — Большая честь будет для разведчиков.
— А выудим, право, выудим, — оживленно жестикулировал майор в очках.
— В самом деле, остается узнать только точный день и час… Может быть, завтра? — обратился к Алексею рыжеволосый полковник.
— Теперь надо ожидать каждое утро. Смотреть в оба, — ответил Алексей, очень взволнованный сообщением Колпакова, ясностью и глубиной советского стратегического плана.
— Вы только вдумайтесь! — с воодушевлением воскликнул все тот же полковник. — Мы сдерживаем гитлеровцев здесь, они лезут изо всех сил к Курску, а в это время им в спину уже наносится заранее подготовленный удар. Вообразите, как все это выглядит в деталях. Можно судить по сталинградской операции, где все было расписано, как по нотам.
Колпаков с той же снисходительной улыбкой остановил увлекшегося полковника, обращаясь в то же время ко всем:
— Прошу, товарищи, не делать пока лишних прогнозов, а больше уделять внимания конкретному делу и помогать боевым командирам. Прошу сейчас же разъехаться по своим частям и выполнять приказ, который вы сейчас получите. Будьте наготове! Будьте наготове! — несколько раз повторил начпоарм и закрыл совещание.
После совещания в политотделе армии Алексей стал обходить все подразделения, лично вручая кандидатские карточки вступающим в партию наиболее отличившимся бойцам. Он начал не с батальона Гармаша, а с третьего, стоявшего на левом фланге.
К капитану Гармашу Алексей и замполит полка майор Соснин пришли в воскресенье, рано утром. Немцы вели себя тихо. Солнце только что всходило. Жаркие лучи быстро высушивали обильную росу на росшей у переднего края ржи-падалице. Перед окопами уничтожалась всякая растительность: она сужала поле обозрения, в ней легко было ночью укрыться врагу. По ночам бойцы серпами и маленькими косами-резаками выкашивали у переднего края буйный пырей, овес и рожь. Этих добровольных смельчаков, особо нелюбимых гитлеровцами и жестоко обстреливаемых при первом же их обнаружении, так и называли «косарями». И удивительное дело! Невзирая на опасность, охотников покосить ночью под самым носом у неприятеля становилось все больше. Люди, казалось, испытывали особенное удовольствие дразнить врага, они неторопливо и назойливо, не скрывая шума, который и скрыть было невозможно, скашивали душистую влажную рожь да еще приносили ее целыми охапками в свои окопы.
За обсуждением этого занятия и застали Алексей и Соснин капитана Гармаша, замполита роты Гомонова, капитана Труновского и Сашу Мелентьева.
— Что тут у вас за спор? — неожиданно входя в землянку, весело спросил Алексей.
Капитан Гармаш, с трудом сдерживая радость при появлении своего фронтового друга, отдал рапорт, как и полагается перед высшим начальством.
Фильков, следивший за каждым движением начальника политотдела, сразу же засуетился у продовольственного ящика, готовясь угостить бывшего своего замполита чем-нибудь особенно вкусным, всегда припасаемым, несмотря ни на какие, боевые обстоятельства, для особенно дорогих и желанных гостей.
— О чем разговор? — спросил Алексей.
Гармаш махнул рукой.
— Да опять история с косарями. Ночью нынче немцы ранили двоих. Приказываю, приказываю не ходить скопом, нет, лезут и лезут прямо под огонь. Безобразие да и только. Буду вынужден, товарищ гвардии подполковник, строго наказывать командиров взводов, а то и добиваться их снятия.
Молчаливый, сумрачный Гомонов подавил чуть приметную улыбку.
— Вот, пожалуйста, — возмущенно показал на него Гармаш. — Это он потворствует косарям.
— Что же это, Гомонов? — шутливо пожурил Алексей, — Никак вы с Арзуманяном хотите тут колхоз организовать?
Все засмеялись, даже суховатый и всегда словно экономивший свои чувства Труновский. Саша Мелентьев весело смотрел на начальника политотдела. Казалось, ему особенно были по душе ночные похождения «косарей».
— И вот что я заметил, — с явно сквозившим в голосе удовлетворением сказал Трофим Гомонов. — Ты им о войне начнешь рассказывать, а они все норовят о хозяйстве. Все вопросами засыпают, что да как делается в тылу да как будет после войны. Дальновидный, скажу я вам, народ!
— Все это объясняется великой тягой к мирному труду, — мягко заметил Саша Мелентьев и вопросительно взглянул на Алексея.
— Может быть, но воевать наши люди тоже не простачки, — заключил Алексей и спросил:
— Дудников и Хижняк у тебя на месте, Никифор Артемьевич?
— На месте, товарищ гвардии подполковник. В полном боевом, — с веселой уверенностью ответил Гармаш. — Хотите повидать?
Он все еще не решался при других перейти на свой обычный товарищеский тон с Алексеем и разговаривал с ним официально.
— Я сам пройду на позиции с майором Сосниным и Гомоновым. — Алексей обернулся к Труновскому. — Вы тоже должны пойти. Я хочу вручить Дудникову и Хижняку кандидатские карточки.
— Слушаюсь, — ответил Труновский и взял подмышку какую-то совсем невоенного вида канцелярскую папку.
— Поосторожнее, Прохорович, — вырвалось у Гармаша. — День ясный, а у немцев снайпер стал работать. Можно было бы и сюда вызвать, когда надо.
— Нет, лучше на месте. Я же не в бой иду, — сказал Алексей. — Что-то ты, Артемьевич, стал таким предусмотрительным?