Волхв-самозванец
Шрифт:
Как-то преодолев нескончаемый коридор и стукнувшись головой о потолок, я пришел в себя. Руки судорожно сжимали перекладину лестницы, голова упиралась в крышку, а ноги топтались на месте, пытаясь преодолеть преграду.
Чудом совладав с замками, я выбрался на свет божий и бегом бросился в ванную комнату, где находилась аптечка.
Прихватив по дороге вазу (идти на кухню за кружкой я побоялся — а ну как не осилю дороги дальней?) и вытряхнув из нее всякий мелкий сор вроде шурупов, гвоздиков, фантиков от конфет и прочей мелочи, я добрел до рукомойника. Холодная вода обожгла лицо и двумя
Я сполоснул вазу, наполнил ее на треть водой и сыпанул пригоршню марганцовки. Лишь бы мало не было…
Вода приобрела зловеще-малиновый оттенок.
Припав к горлышку, я принялся вливать в желудок холодную жидкость. Она, сбегая двумя потоками по уголкам губ, побежала по груди, заставив поежиться. Но процесс я не прервал, пока источник не иссяк и выпитое не рванулось на волю.
Крики чаек усилились, глаз сместился вверх и, засияв, превратился в стоваттную лампочку. Лихо закрутив усы, позвякивая шпорами, на стену взобрался коричневый прусак. Он четко отдал честь и отрапортовал: «На вверенном мне участке все спокойно». «Молодец», — подумал я. Но тут таракан стал по стойке «смирно» и расправил крылья, явив моему взору округлое коровье вымя, как раз между двумя задними парами ног, и яркие губки, старательно подведенные блестящей помадой. Таракан, то бишь тараканиха или тараканша? — короче, насекомое с ярко выраженными вторичными половыми признаками подмигнуло мне, и я понял, что тот глаз в воздухе принадлежал ей. Интересно, на что она намекает?
Наверное, прошло немало времени, прежде чем я, чувствуя себя словно выжатый лимон, но с возродившейся надеждой выжить, оторвался от насиженного места, сказал: «Вольно!» таракашечке Антонине Павловне и дополз до телефона, по дороге проглотив пол-упаковки анальгина.
Набрав номер, дождался, пока ответит знакомый голос, и пробормотал непослушными губами:
— Цунами. Это Волхв. Приезжай ко мне. Срочно.
Он начал что-то спрашивать, дескать, что случилось, но я уже ничего не слышал — плашмя рухнул на диван и отключился. Успел лишь схватить за хвост мелькнувшую мысль, что мне повезло, раз я застал его дома.
А где-то высоко-высоко пели трубы. Ту-ту-ту. Ту-ту-ту-ту-у…
На этот раз пробуждение было менее болезненным, поскольку проходило добровольно, без применения силового воздействия. А то взяли привычку, пинают кто ни попадя…
Не двигаясь, я принялся выявлять симптомы заболевания.
Во-первых, это воспаленная носоглотка, делающая процесс дыхания затруднительным, а через нос и вообще невозможным. Странного здесь ничего нет: чего еще можно ожидать после долгого пребывания в холодной воде, а затем нагишом на сквозняке. Как минимум — ангина.
Во-вторых, повышенная температура. Жар чувствуется без термометра.
Я пошевелился, и тотчас проявилось и «в-третьих» — ломота во всем теле и боль в мышцах.
Я бессильно уронил голову на подушку. Из кухни слышалась перебранка кота Василия и домового. Они спорили о назначении какой-то странной блестящей штуковины.
Пушистый бард как всегда кипятился и брал на горло, Прокоп соскользнул на блатной жаргон и принялся говорить по понятиям.
Кот Васи…
Кот!!! — От этой мысли я вскочил, словно освободившаяся пружина. — Откуда?
Ведь я уже не в сказочной Руси, а в своей эпохе — мире процессоров и виртуальных технологий, а не леших и кощеев.
Как они оказались здесь?
Вбежав в кухню, я чуть не упал: кот и домовой сидели бок о бок и внимательно изучали обычную шинковку для овощей; Трое-из-Тени подхватили меня и помогли опуститься на табурет, а не на пол.
— Вася? Прокоп?
— А то, — ответил кот, не сводя с меня внимательного взгляда.
— Угу, — кивнул домовой.
— Вы откуда?
— А ну-ка вали ты, мил человек, в кроватку, — уперев лапы в боки, прошипел кот-баюн. — Взял за привычку больным шататься, заразу по дому разносить. Марш в постель!
Понимая, что кот печется о моем здоровье, я тем не менее счел необходимым поставить его на место, слегка крутанув за ухо, чтобы не очень заносился.
— Скромнее будь, Вася…
Он отскочил, выгибая спину колесом, и нервно дергая хвостом, и при этом обиженно потирая ухо.
— Можно просто попросить, зачем сразу рукоприкладством заниматься. Деспот!
— Извини. Больше не буду. Ладно, оставим межличностные отношения на потом, — сказал я, — а пока слушайте и запоминайте.
Кот изобразил покорность пред судьбой, а домовой насторожился.
— Скоро появится один человек, так вот, вы должны вести себя как положено. Ты, Прокоп, попросту не попадайся ему на глаза. Да и вообще, в этом мире тебе лучше не светиться перед посторонними. С тобой, Василий, все проще, веди себя как обыкновенный домашний кот.
— Хорошо, не буду демонстрировать гостю свою великосветскую натуру.
— Вот-вот. Молчи и не делай ничего необычного: никакой игры на балалайке и прочее.
— А стихи почитать можно?
— Нет! — рявкнул я. — Я же сказал — молчать.
— Хорошо. Если надо — я сделаю… Никакой свободы слова — сплошная тирания.
— Вот и умница. Кстати, будут брать на руки или чесать за ушком — не вздумай укусить или царапнуть. Маникюр сделаю.
— Я всякую гадость в рот не беру, — с чувством собственного достоинства ответил Василий.
— Рассказывайте, как вы оказались здесь.
— Странно, — прищурил кот глаза, — тот же вопрос мне хотелось бы задать тебе.
Домовой оказался посговорчивей:
— Вышли мы к коням, задали корма. Водицы свежей налили. И обратно. Туды-сюды, ан пусто, нет никого. Что за напасть? Мы во двор — все изменилось. Назад в дом, а там такое-е… и вы на кровати спите. Ну, думаю… дела! Осмотрелись маленько — ничего, жить можно. Значит, вы точно волхв, — неожиданно подвел итог разговора Прокоп.
— Чувствуйте себя как дома, поскольку вы и так дома, а я вздремну, трусит меня что-то. Нездоровится… Трое-из-Тени, карету!
— Подана, — в один гол ос отрапортовал и теневые уникумы.
Они подхватили меня и оттранспортировали до самого дивана.
— Ну, хозяин… — выдохнул Прокоп.
— Говорил я тебе, что не прост наш Аркаша, а ты… Ему если есть — то авокадо ложками, а если любить — то царевну. Аленка она, конечно, неказистая с виду, но добрая.
— Это кто тебе неказист? — возмутился я.