Волхв
Шрифт:
— Пожалуйста, отыщите Мегги и позовите ее сюда.
— Маргарет?
Она кивнула. Я продрался сквозь толпу и поймал Маргарет на кухне.
— А, явился. Привет.
— Тебя там зовут. Девушка с чемоданом.
— Здрасьте пожалуйста! — Переглянулась с какой-то женщиной. Запахло скандалом. Она поколебалась и поставила большую бутылку пива, которую собралась открывать, на стол. Ее мощные плечи расчистили нам путь назад.
— Алисон! Ты же обещала через неделю.
— У меня деньги кончились. — Бродяжка посмотрела на старшую девушку бегающим, настороженно-виноватым
— Нет. — И, предостерегающе понизив голос: — Но здесь Чарли и Билл.
— Ах, черт. — Оскорбленное достоинство. — Умру, если не приму ванну.
— Чарли ее всю забил пивом, чтоб охладилось.
Загорелая поникла. Тут вмешался я.
— У меня есть ванна. Наверху.
— Да? Алисон, познакомься, это…
— Николас.
— Вы правда позволите? Я только что из Парижа. — С Маргарет она говорила почти как австралийка, со мной — почти как англичанка.
— Конечно. Я покажу, где это.
— Сейчас, только возьму что-нибудь переодеться.
В комнате ее встретили приветственными возгласами.
— Ото, Элли! Какими судьбами, подружка? Рядом с ней оказались два или три австралийца, каждого она чмокнула. Маргарет — толстухи всегда покровительствуют худышкам — живо их растолкала. Алисон вынесла смену одежды, и мы отправились наверх.
— Господи боже, — сказала она. — Эти австралийцы.
— Где путешествовали?
— Везде. Во Франции. В Испании.
Мы вошли в квартиру.
— Надо выгнать из ванны пауков. Выпейте пока. Вот там.
Когда я вернулся, в руках у нее был бокал с виски. Она снова улыбнулась, но через силу: улыбка сразу погасла. Я помог ей снять плащ. От нее шибало французскими духами, концентрированными, как карболка; светло-желтая рубашка сильно засалилась.
— Вы внизу живете?
— Угу. Вместе снимаем.
Молча подняла бокал. Доверчивые серые глаза — оазис невинности на продажном лице, словно остервенилась она под давлением обстоятельств, а не по душевной склонности. Остервенилась и научилась рассчитывать только на себя, но при этом выглядеть беззащитной. И ее выговор, уже не австралийский, но еще не английский, звучал то в нос, с оттенком хриплой горечи, то с неожиданной солоноватой ясностью. Загадка, живой оксюморон.
— Ты один пришел? Ну, в гости?
— Один.
— Держись тогда за меня сегодня, хорошо?
— Хорошо.
— Зайди минут через двадцать, я управлюсь.
— Да я подожду.
— Нет, лучше зайди.
Мы неловко улыбнулись друг другу. Я вернулся в нижнюю квартиру.
Маргарет вскочила. Похоже, она меня дожидалась.
— Николас, тут одна англичаночка очень хочет с тобой познакомиться.
— Боюсь, твоя подружка меня уже застолбила.
Она уставилась на меня, оглянулась по сторонам, вытолкнула меня в прихожую.
— Слушай, не знаю как объяснить, но… Алисон, она невеста моего брата. А тут, между прочим, его друзья…
— Ну, и?
— У них с ней старые счеты.
— Опять не понимаю.
— Просто не люблю мордобоя. Мне хватило одного раза. — Я притворился идиотом. — Она должна быть верна ему, и друзья об этом позаботятся.
— Да у меня и в мыслях нет!
Ее позвали в комнату. Уверенности, что меня удалось вразумить, у нее не было, но она явно решила, что дальнейшее от нее не зависит.
— Веселая история. Но ты хоть усек, что я сказала?
— Вполне.
Она понимающе взглянула на меня, уныло кивнула и ушла. Я минут двадцать постоял в прихожей, выскользнул, поднялся на свой этаж. Позвонил. После долгого перерыва из-за двери донеслось:
— Кто там?
— Двадцать минут прошло.
Дверь открылась. Алисон собрала волосы в пучок и завернулась в полотенце; шоколадные плечи, шоколадные ноги. Убежала обратно в ванную. Забулькала вода в сливе. Я крикнул:
— Мне сказали, чтоб я к тебе не клеился.
— Мегги?
— Говорит: не люблю мордобоя.
— Корова гнойная. Может стать моей золовкой.
— Да знаю.
— Изучает социологию. В Лондонском университете. — Молчание. — Уезжаешь и думаешь, что за это время люди изменятся, а они все те же. Глупо, правда?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Подожди минуточку.
Я подождал, и не одну. Наконец она вышла. Простенькое белое платье, волосы снова распущены. Без косметики она была в десять раз красивее.
Улыбнулась, закусив губу:
— Ну как?
— Королева бала. — Она не отводила глаз, и я смешался. — Спускаемся?
— Налей на донышко.
Я налил как следует. Глядя, как виски течет в бокал, она проговорила:
— Не знаю, почему я боюсь. Почему я боюсь?
— Чего боишься?
— Не знаю. Мегги. Ребят. Землячков своих ненаглядных.
— Тот мордобой вспомнила?
— Господи. Дурость полнейшая. Пришел клевый парень из Израиля, мы просто целовались. На пьянке. Больше ничего. Но Чарли стукнул Питу, они к чему-то прицепились и… господи. Ну, знаешь, как это бывает.
Мужская солидарность.
Внизу нас поначалу оттеснили друг от друга. Всем хотелось с ней поболтать. Я принес выпить и передал ей бокал через чье-то плечо; речь шла о Канне, о Коллиуре и Валенсии [18] . В дальней комнате поставили джаз, и я заглянул туда. Темные силуэты танцующих на фоне окна, за которым — вечерние деревья, бледно-янтарное небо. Я остро ощущал, как далеки от меня все эти люди. Из угла робко улыбалась подслеповатая очкастая девушка с безвольным лицом — из тех доверчивых, начитанных созданий, какие назначены на поругание разным мерзавцам. Она была без пары, и я понял: это и есть англичаночка, которую Маргарет приготовила для меня. Губы слишком ярко накрашены; в Англии таких что воробьев. Отшатнувшись от нее, как от пропасти, я пошел обратно, сел на пол, взял с полки книжку и притворился, что читаю.
18
Упоминание о Коллиуре и Валенсии в связи с Алисон — прямая отсылка к персонажу предыдущего романа Фаулза «Коллекционер» Миранде Грей, которая вспоминает о поездке в эти места со своим приятелем Пирсом.