Волк 4: Лихие 90-е
Шрифт:
— Рассказывай мне, цены упадут. Цены никогда не падают! А говорили, не будет реформы. Опять наврали, как всегда.
— В этот раз не так всё страшно, — сказал я, беря новую горячую буузу. — Выпустят новые купюры, у которых три нолика на конце уберут. И у цен тоже срежут, всё по новым деньгам будут считать теперь. Хотя всё равно будет всё дорожать, но оно бы и так дорожало.
— Вон оно как.
— И не три дня обмен будет, как в тот раз было, в девяносто первом, а четыре года. Так что успеешь, не переживай. Ну и доллар будет стоит шесть-семь рублей… до поры до времени.
— Понятно, — дед успокоился. — На сберкнижку положить, может быть? На книжке как будет? Тоже по-новому или по-старому? Но не верю я больше в эти сберкассы.
— По-новому. Но на книжку не ложи, лучше в доллары и спрятать. Безопаснее будет на будущее.
В этот раз реформа не такая жёсткая, как было в прошлые года, когда многие теряли все сбережения. Впрочем, остался год до действительно жёсткого момента. Но я про него не забываю и потихоньку готовлюсь.
Поужинали, захватил с собой Женю, поехали на разговор. Правда, пришлось заехать к знакомым, потому что Женька не знал, где этот Вован живёт.
Жил он явно небогато, на окраине города в двухэтажке, в квартире с тоненькой фанерной дверью, которая ещё открывалась и внутрь. С такими дверьми жить не особо весело, даже не очень сильный человек легко вышибет её пинком. Вместо кнопки звонка висело два проводка, глазка на двери не было вообще.
Мы стучали, но никто не выходил. Возможно, Вован всё ещё у опера Савватеева на допросе, если тот успел его застать. Тогда приедем в другой раз.
В выходные я готовился к визиту питерских гостей, которые приедут в понедельник и сразу поедут в комбинат. Ещё подписывал бумаги, общался с возможными кандидатами, поболтал с ещё одним военным, бывшим офицером, который искал себе работу. Про него я хотел уточнить у ребят, кто что про него знает.
Женя на обеде спросил, будем ли мы брать Коляна, того самого парня, который вместе с нами помогал отбиваться от майора Богатова, но я ещё не принял решение насчёт него. Да, храбрый, да, за пацанов стоит горой и очень сильно нам помог тогда, но есть большое «но» — Колян участвовал в разбойном нападении на магазин, угрожал оружием беззащитным продавщицам. А ещё вечно спорит.
Так что я пока думал, Женя тоже сомневался. Лёня отказывался его брать наотрез, как раз из-за случая с магазином. Со Славой бывший опер ещё был готов мириться, а вот Колян сразу вызывал у него бурную реакцию.
Остальные парни были не против взять Коляна, но никто не был готов за него поручиться. В общем, посмотрим, что с ним делать, может быть, найдём какой-то вариант, чтобы парень снова не подался в бандиты от безысходности. Может, пусть пока помогает Ярику, заодно посмотрим, как он работает в команде. Но это оставили обсудить на следующую неделю.
Вечером в субботу сходил с Тамарой в кафе, но там особых приключений не было, потом отправились ко мне. Всё спокойно, город будто успокаивался. Будто сильные группировки устали от кровавой войны.
Хотя вряд ли они затихли надолго. Думаю, надо учитывать тот найденный состав с алюминием, о котором все говорили. С его кражей явно замешаны все крупные банды Новозаводска и не только. Впрочем, хотя бы это нас не трогает.
В воскресенье я снова приехал в контору, а туда подтянулся Вася Рудской, который по просьбе дежурившего Ярика, который не ездил с нами в пятницу, в очередной раз показывал, как пользоваться газовым пистолетом.
Бывший собровец держал газовый пистолет, но без патронов. Затвор стоял на задержке, в заднем положении. Проговорив всё, он сел рядом со мной за стол.
— Вот засада, Волк, с этим случаем, — сказал Рудской. — Помнишь, пару лет назад на трассе Чита-Благовещенск бандиты переодевались в омоновцев, тормозили тачки, которые с Владика?
— Трасса — это громко сказано, — сказал я, откладывая ручку. — Но дорога опасная, да. Да и не только переодевались. Помнишь, как где-то там, за Уралом, целая банда была из омоновцев, которые грабежом на дорогах занимались.
— Тоже было.
— А мы сами не так давно челноков охраняли, так там тоже переоделись в милиционеров, только в старую советскую форму.
— А вот чтобы в частную охрану переодеваться, такого пока не было, — Рудской задумался. — Я тут старые связи в ментовке поднял, чтобы подсказывали. А то не дело это. Прикинь, люди же ещё не понимают, кто мы такие, а форму видят — это сразу работает. Не знают же ещё, что мы простая охрана, у которой почти нет полномочий, думают, настоящие менты. А тут грабители пользуются этим. И искать не так жёстко будут, как тех, кто в ментовской форме ходит.
— Думаю, они так по району и будут ездить, — сказал я. — В городе-то нарвутся, их завалят. А в районе вполне могут долго колесить. И даже там, где наша точка. Если ещё именно под нас замаскируются, будет плохо.
— И это могут, — Рудской нахмурился. — Ты береги тачки, а то ещё угонят на дело, бросят потом, а ты после этого не отмоешься, машина-то заметная. Да и подставу могут такую устроить.
— Спасибо за совет. Учту.
— Ладно. Если чё, звони, мы мобилу купили, — он положил на стол визитку. — Я вам ещё один инструктаж обещал.
Он крикнул на улицу, где курили Женя с Яриком, чтобы вернулись.
— В чём преимущество пистолета ИЖ? — громко начал Рудской. — То, что внешне от почти неотличим от нашего родного ментовского ПМ. Никто не будет присматриваться к надписям, подумают, что Макаров. Потом, конечно, привыкнут, но в любом случае, даже ослабленный ИЖ — это всё ещё огнестрельное оружие, которое требует серьёзного отношения.
Я слушал, продолжая возиться с бумагами. Столько мороки с этим пистолетом, но куда деться, придётся получать.
— У милиции пистолет служит ещё и как сигнальное средство, и средство для остановки транспорта, — продолжал Рудской. — Стрелять в людей положено только в крайнем случае, а ещё нельзя стрелять в детей, женщин и инвалидов, но только если они не нападают толпой, — он усмехнулся. — Частный охранник может использовать оружие для защиты своей жизни и здоровья, или имущества клиента. Но не имеет права использовать оружие для защиты жизни клиента, такой уж закон.