Волк 9: Лихие 90-е
Шрифт:
Ремезов выпил, поднялся и отошёл к окну. Уже без костылей, после той аварии он уже почти восстановился, только прихрамывал.
— И что дальше? — спросил я. — У меня-то понятно — запуск комбината и поездка в Питер по весне. Посмотрим, как там дела делаются. А у тебя?
— Отпуск, — сказал он, глядя в окно. — Давно хочу. И по твоей теме тоже разузнаю, пока ещё время есть. Глядишь и восстановим старые контакты… о, кстати, — Ремезов отошёл к столу. — Закончилась судебно-психиатрическая экспертиза с тем
— И что сказали?
— Да всё, невменяемый, — он отмахнулся. — Хотя, если у него раньше и были какие-то планы, то всё, спёкся в психушке, ворюга. Там даже здоровый свихнётся. Говорят, не понимает, что происходит, что происходило, и, короче, отпускают его. Сын его заберёт. У него, оказывается, сын есть.
— Может, Платонов подсуетился? — предположил я. — Всё равно как-то слишком быстро это всё прошло, и дело у вас на контроле было. Да и из психушки так легко не выпускают на дом.
— Может и так. Это же мелочь для Платонова. Да и что тебе этот Эдик? У него и авторитета поубавилось, да и банда его разбежалась вся. Чем теперь помешает?
— Уже ничем, — сказал я и покрутил новые часы с дарственной надписью, сверяя время с часами, висевшими на стене. — Надо только о себе Витьке Батумскому напомнить, а то он подумал, что раз Латыпова нет, то можно обо всех наших договорённостях забыть. Нет уж, не дождётся.
— Если что, подсказывай, напомним. И где архив Револьда? — с напускной строгостью спросил он. — Когда уже его отдашь?
— Что было полезного, отдал, — я усмехнулся, вспоминая ящик с бумагами в нашем тайнике, где было ещё много полезного. — Остальное — старый хлам.
Ремезов усмехнулся. Но пока это был мой трофей, и кто знает, когда он ещё пригодится в ближайшем будущем. И Ремезов его не забирал, оставил лазейку на случай крайних мер, если придётся применять необычные методы. У подполковника Латыпова был хороший ученик, который тоже понимал, что иногда надо уметь действовать нестандартно.
В это же время, Чита, областная психиатрическая больница
Недалеко от крыльца психушки стояли красные жигули четвёртой модели, а рядом с ними возился высокий человек в военной куртке и офицерской фуражке.
Эдик сидел прямо на ступеньках на постеленном для него одеяле, грызя спичку и глядя куда-то вперёд. У него отросла редкая седая борода, руки дрожали, взгляд совсем потух.
— Я рассказы читал, — тихим и слабым голосом сказал он. — Ирвинга, про Альгамбру. Вот бы там побывать, в тех местах, Лёша.
— Ты только что говорил, — отозвался военный, разбирая вещи на заднем сиденье машины.
— Это замковый комплекс в Испании, — продолжал Эдик. — Арабы строили. Красивое место. Я рассказы про него читал, Ирвинга, книжка у меня была. Смотри, кто едет, Лёша. Это ко
Военный выпрямился, глядя, как к ним медленно подъезжала чёрная Тойота. Машина остановилась поблизости, из неё вылез Мишаня, и, сильно хромая, пошёл к ним.
— Чего надо? — военный встал у него на пути.
— Поговорить хочу с Эдиком… Эдуардом Владимировичем.
— А, ты из этих? — военный скривился. — Из блатных?
— Не совсем, — Мишаня посмотрел на погоны. — Разрешите, товарищ старший лейтенант? Хочу с ним попрощаться.
— Говори, — военный махнул рукой. — Всё равно он ничего не понимает.
Мишаня кивнул в знак благодарности и медленно подошёл к сидящему Эдику, чтобы сесть рядом с ним.
— Вот и увидел тебя ещё раз, — сказал он с усмешкой. — Похоже, в последний.
— Это ты, Лёша? — Эдик посмотрел на него. — Ты о чём? Ты же меня к себе забираешь. У тебя жить.
— А куда его девать? — военный повернулся к ним. — Отец же он мне всё-таки, чё поделать? Не бросать же здесь, у этих поехавших.
Он махнул рукой и полез в багажник.
— Почти как ты и сказал, — зашептал Мишаня. — Надо было подождать на берегу, и Череп сам мимо проплывёт. Как там говорил твой этот Марк Тулий?
— Марк Амврелий, — сказал Эдик, глядя поверх плеча Мишани. — Стоик. Философ.
— Походу, не помню. Только подтолкнуть пришлось, чтобы доехал до реки. Зажать в углу. Хотя чуть не сдох. А ты здорово нас выручил, Эдик. Не ты, так кабздец бы мне пришлось. Аж сам Платонов за меня вписался.
Эдик не ответил, продолжая смотреть вперёд.
— Не помнишь? — спросил Мишаня. — Эх, жаль.
— А кто это?
— Неважно. Но мало кто мне так помогал, как ты… мало кто. Не ты, так всё, ещё летом бы сгинул…
— А что я сделал? — Эдик медленно посмотрел на него.
— Ты крутым был, — Мишаня положил ему руку на плечо. — Вор в законе, сам Эдик Забайкальский. Тебя весь город знал, вся область. Все гадали, а что Эдик придумал, а что у тебя на уме. Да без твоего одобрения ничего не выходило. Большие дела вели с тобой. Жаль, не довели всё до конца. А я не вывезу в одиночку.
— Интересно, наверное, было, — прошамкал Эдик и тихо рыгнул. — Обед был сегодня, макароны. А ты, Лёша, читал про Альгамбру?
— Я там был, Эдик. И ты тоже.
— Разве?
— Да. Место это твоё было.
Мишаня с трудом приподнялся и отошёл к машине, где его ждал сын Эдика.
— Там если чё понадобится, — Мишаня полез в карман. — То вот…
— Не надо мне этих воровских денег, — офицер помотал головой. — Я…
— Не выделывайся, старлей, — Миша сунул ему пачку долларовых купюр в руки. — Как в Чечню нас кинули, так чё-то никто потом долги возвращать не пришёл. Так что мы сами взяли, что наше.
— Тоже был там?