Волк в бабушкиной одежде
Шрифт:
– Вот именно, – соглашаюсь я, – расскажите.
– Все началось в прошлом месяце. Однажды утром почтальон принес пакет... Я был заинтригован, потому что на нем не оказалось обратного адреса, к тому же я ничего ниоткуда не ожидал.
Фантазер Сан-А тут же бродит по тропе предположений. Что мог содержать замечательный пакет, чтобы эти господа впали в подобные эмоции? Человеческие останки? Кобальтовую бомбу? Свернувшуюся кобру? Развернувшуюся кобру? Или медальон с изображением Мишеля Симона [1] ?
1
Известный
Пока Фуасса держал паузу, П-Инюш воспользовался этим, чтобы подхватить эстафету.
– Догадайся-ка, что было в этой посылке, Сан-А! Но прежде чем я начинаю опустошать сосуд моих гипотез, ископаемое освобождает меня от трудов:
– Два миллиона! – говорит он.
– Два миллиона чего?
– Франков, – блеет дружок Фуасса. И скромно уточняет:
– Старых! В банкнотах по десять тысяч! Последовавшая за этой фразой тишина переводит мое изумление гораздо лучше, чем переводчик для глухонемых.
– Постойте, постойте, – говорю я. – Если я правильно понял, вы получили два миллиона франков в конверте, адресованном на ваше имя?
– Именно. И это еще не все!
– Как это?
– Каждую неделю я точно так же получаю два миллиона. Сейчас их у меня четырнадцать.
Снова тишина.
"Это уж слишком!" – как сказала больничная нянька, обслуживающая мужской туалет.
Пинюш булькает вегетарианским смешком.
– Ну что, встречался ли тебе более удивительный случай?
– Откровенно говоря, нет. И как вы реагировали, дорогой месье, на первую посылку?
– Я спросил себя, кто же послал мне такое богатство?
– Пакет не был заказным?
– Ничего подобного. Оформлен как бандероль.
– Весьма близко к истине, ведь банковские упаковки выглядят почти как бандероли! А почтовая печать? – спрашиваю я Пинюша.
– Это я уже проверил, – выдает любезный частный детектив. – Уточним сперва, что, получив второй пакет, господин Фуасса пришел ко мне за консультацией. Первая посылка была отправлена из Лиона, вторая из восемнадцатого округа, третья из Везине и так далее. То из провинции, то из Парижа или его окрестностей.
– И адрес написан одним и тем же почерком?
– Он даже не написан от руки. Его набирали с помощью детского печатного наборчика, используя всегда одно и то же клише.
– Вы сохранили обертку?
– Естественно.
Пинюш вынимает из портфеля, сделанного из кожи иззябшей овечки, семь кусков бумаги, аккуратненько сложенных в четыре раза, с отпечатками замечательного клише. Шесть из семи на крафт-бумаге. Седьмой кусок с одной стороны зеленый, с другой белый.
– Что ты уже предпринял? – спрашиваю я Пино. Старый хрыч – превосходный сыщик, и я не сомневаюсь, что он должен был серьезнейшим образом раскрутить дельце.
– Я расспросил господина Фуасса о его окружении. Я осведомился, не нанес ли кто-либо когда-либо ему какого-то материального урона, чтобы потом возместить...
– Никогда! – перебивает Фуасса.
– Он не контактировал ни с кем после получения пакетов: никаких телефонных звонков, никаких угроз – ничего! Я опросил все посылочные отделы почтовых отделений и ничего не узнал. Служащие не помнят отправителей пакетов. К тому же этот неизвестный мог и не отдавать их на взвешивание, а наклеивать марки и бросать в почтовый ящик. По мне, так это дело рук психа.
– Но дьявольски богатого психа, – вздыхаю я. И меняя тему разговора: – Что, мой кузен Гектор все еще работает в твоем агентстве?
– И как! Ты знаешь, у него действительно способности! Сейчас он на расследовании в Лилле. Вчера вечером поехал на своей "лянчии загато".
– У Гектора "лянчия"! – удивляюсь я.
– А почему бы и нет? Мы процветаем!
Но так как сейчас не время крахмалить чистое семейное белье перед посторонним, я возвращаюсь к основной сиюминутной заботе.
– Короче, господин Фуасса получил четырнадцать миллионов старых франков от неизвестного, который и желает им оставаться, и у него, то есть Фуасса, нет ни малейшей идеи, чья это щедрость?
– Именно так, – соглашается Фуасса Жерар.
– Превосходно, я займусь вашим делом, – обещаю я. – Оставьте мне упаковку.
Удрученные усы Пинюша повисают, как шерсть спаниеля, вылезшего из болота без утки. А на что он надеялся, предок? Что я тут же натяну рыцарские доспехи и покину курятник на всех парах, чтобы заняться его старым волынщиком?
– Если бы вы могли действовать побыстрее! – умоляет рантье. – Я очень боюсь, понимаете, ибо уверен, что тут что-то кроется.
– Я подключусь к делу прямо сегодня, – уверяю я. – Ваш адрес, господин Фуасса.
– Воскрессон, аллея Козлят, 18.
– Профессия?
– У меня астма, – начинает он. Не успел я про себя удивиться такому впечатляющему занятию, как мой собеседник продолжил:
– У меня бывают ужасные приступы, поэтому я был вынужден уйти в отставку. В прошлом году я продал свою гостиницу у Восточного вокзала и живу на сбережения.
– И они значительны? Извините за вопрос, но в этом случае нельзя пренебрегать никакими деталями.
– Скажем, средние, – отвечает Фуасса, не запятнав себя. – Я живу хорошо, но не могу вывернуться наизнанку...
Этот тип не может, значит, быть гуттаперчевым мальчиком, поскольку он не может вывернуться наизнанку. Так, проедем.
– Есть у вас при себе образец присланных банкнот? Фуасса кивает Пино. Барахольщик извлекает из своего сверкающего портфеля семь бумажек по десять тысяч франков.