Волки из страны Далеко-Далеко. Трилогия
Шрифт:
Перепрыгивая канавы и рвы и осторожно спускаясь по крутым уступам, волчица пыталась представить, как она смогла преодолеть всё это, будучи одноглазым щенком. Говорят, что выжившие малькады обладают особым инстинктом, позволяющим им находить дорогу в свой клан, но Эдме в это не верила. Она с самого детства старалась держаться от МакХитов как можно дальше.
Погруженная в свои мысли, она добралась до подножия горной гряды и остановилась как вкопанная: перед ней стояли Инглисс и Киран – годовалые волчицы из Каррег Гаэра вождя МакХитов. Кровь застыла у маленькой волчицы в жилах. Эти двое отличались особой жестокостью: они всякий раз старались посильнее ее толкнуть, побольнее цапнуть за ухо, вонзиться зубами в морду поближе к единственному
– Быстро ты научилась, как я погляжу! – ехидно заметила Инглисс, старшая из двух.
– Ага, но разве она не смешно выглядит? Взъерошилась вся, такая забавная! – поддакнула Киран, всегда готовая вторить заводиле.
– И уж, конечно, в таком виде она совершенно недостойна идти к Кольцу, – добавила Инглисс.
Эдме вовсе не собиралась с ними спорить. Она просто пошла своей дорогой. Но волчицы не отставали: они шли справа и слева от нее, приблизившись уже почти вплотную.
– А ну убирайтесь! – пролаяла Эдме. – Вам нельзя больше оскорблять меня, ни словами, ни укусами.
– Ах, ну да, верно, – ухмыльнулась Инглисс. – Видимо, нам с самого начала вообще не стоило придираться к тебе. Ты же не настоящая глодательница.
Эдме застыла на месте.
– Вы что, кэг-мэг? О чем это вы?
– Хочешь узнать? – спросила Инглисс и обернулась к напарнице. – Ну что, рассказать ей?
– Можно и рассказать, – как бы невзначай заметила Киран, словно думая о чем-то своем.
– Дорогая Эдме, мы пришли извиниться за свое поведение, – начала Инглисс.
Волчицы едва не касались мордами ее носа – так близко они теперь стояли. Эдме изо всех сил старалась не растерять остатки самообладания.
– Не стоит. Просто оставьте меня. Мне нужно отправиться к Кольцу и присоединиться к Страже.
– Я бы на твоем месте не торопилась, – сказала Киран.
– Я бы тоже. Что они скажут, когда узнают, что ты не родилась малькадом?
– Да о чем вы говорите? – прорычала Эдме сквозь оскаленные зубы. Никогда еще она не выглядела настолько разозленной. Подруги-волчицы слегка съежились и отступили.
– Это сделал с тобой вождь Дунбар МакХит! – выпалила Киран.
– Что сделал?
– Вырвал глаз!
– Вырвал глаз?.. Вы хотите сказать… сказать, что… это значит… значит… – Она никак не могла подобрать подходящие слова. – Я не родилась такой?
– Нет, – довольно ответили обе. На морде Инглисс опять заиграла ухмылочка. – Об этом шептались на гаддерглоде. Поэтому ты не настоящая глодательница.
– И когда это выяснится, – добавила Киран, – тебя исключат из Стражи.
– Они могут это почувствовать, – сказала Инглисс.
– А если я сама скажу? – спросила Эдме, повернувшись мордой в сторону территории МакХитов.
– Скажешь? Кому? Эдме, ты куда?
– К вашему вождю.
– Что? – Киран не сдержала изумления.
– Ты передашь ему то, что мы тебе сказали? А понимаешь, что нам за это будет? – жалобно спросила Инглисс, не отставая от маленькой волчицы ни на шаг.
– Раньше нужно было думать.
– Но какой толк рассказывать это Дунбару МакХиту? И что ты ему скажешь?
– Что скажу? – Эдме резко остановилась. Взгляд ее единственного глаза пронзал былых обидчиц насквозь. – Я скажу, что буду служить в Страже не как член клана МакХитов, а как волк-одиночка!
Обе подруги рухнули на брюхо и принялись ползать в пыли у лап Эдме, умоляя ее не ходить к вождю. Но волчица оставалась непреклонной: она твердо вознамерилась добраться до Каррег Гаэра МакХитов.
Теперь всё встало на свои места. Понятно, почему она ничего не чувствовала на тумфро: с тем местом Эдме ничего не связывало. И неужели ее мать выгнали из клана? Впрочем, это уже не важно. Сейчас важно, что она, несмотря ни на что, страдала не зря. Она честно выиграла гаддерглод. Пусть она и не малькад, но место в Страже заслужила и будет выполнять свои обязанности прямо и смело. И то, что Эдме всю жизнь держалась в тени клана, ей не помешает. Глубоко внутри себя волчица знала, что она достойна Стражи.
А в это время Фаолан переносил огромную бедренную кость Гром-Сердца с места ее гибели туда, где она нашла Фаолана и стала его кормилицей.
Гром-Сердце умерла во время землетрясения, когда Фаолану едва исполнился год. На нее свалился огромный валун, оглушив и сильно поранив. Так она и лежала, истекая кровью. Когда спустя несколько месяцев после гибели медведицы Фаолан впервые наткнулся на ее череп, тот выглядел ужасно огромным, пустым и безжизненным, особенно в лунном свете. Сейчас же, спустя два года, сквозь него уже проросла новая жизнь. Всю поверхность кости покрывали мох и лишайник; в одной из глазниц расцвел огуречник.
Теперь серебристый волк не смог бы сдвинуть череп с места, даже если бы захотел. Так что пусть он останется памятником изменчивой, вечно возрождающейся жизни на земле. Но остальные-то кости Фаолан может перенести на новое место и соорудить из них друмлин, символ жизни в небесной Урсулане.
Интересно, дошла ли Гром-Сердце до Урсуланы? Да, она умерла, но ее дух вполне еще мог странствовать по земле. Может, у нее остались неоконченные дела? Гвиннет, знакомая масковая сипуха, как-то говорила Фаолану, что так бывает со скрумами – духами сов: они попадают в Глаумору только после того, как закончат все дела на земле. И своим друмлином волк надеялся подать душе медведицы, ее лохину, знак, что с ним, с Фаоланом, всё в порядке и что Гром-Сердцу уже не обязательно дольше оставаться в этом мире.
Он уже вырезал историю их совместной жизни на запястной кости и спрятал ее отдельно от других. Больше выгладывать ничего не нужно. Положив бедренную кость Гром-Сердца поверх друмлина, Фаолан понял, что совершил правильный поступок. Кость лежала так красиво, словно это и было ее законное место.
Серебристый волк почувствовал, что с его плеч разом спал тяжелый груз. Когда на небе появились первые звезды, он поднял морду и завыл:
Ты, Гром-Сердце, уходи, Оставь кости позади! Ты закрой свои глаза, Чтоб не падала слеза. Не гляди назад с тоской, Песню грустную не пой. В Урсулане тебя ждет Звезд блестящих хоровод. Выше к звездам поднимайся, На земле не оставайся! Обернись ты дымкой светлой И подай мне знак небесный. Сын твой смотрит на тебя И прощается, любя. Он уже не тот щенок, Что прожить один не мог. Он не сгинул, не пропал, Стражем он дозорным стал. Не тревожься ты о нем, Его взгляд горит огнем. Помнит он чудесный год, Как мы жили без забот. Помнит он вкус молока, Помнит, как текла река, Нежный взгляд и сердца бой… Только ты иди, не стой. Не волнуйся, уходи, Оставь кости позади!