Волки на переломе зимы
Шрифт:
– Но почему Маргон так недоволен их появлением? Чем они рассердили его?
Она снова вздохнула, немного замялась и, понизив голос до шепота, сообщила:
– Он просто не любит их и поэтому раздражен. Но… они всегда появляются перед зимним солнцестоянием. И я нисколько не удивлена тому, что они пришли так рано. Они любят туман и дождь. Любят воду. Поэтому они пришли сюда. Они всегда появляются на зимний солнцеворот, если здесь живут морфенкиндеры.
– А вы уже были в этом доме?
– Очень давно, – ответила Лиза после продолжительной паузы с тонкой ледяной улыбкой.
Он судорожно сглотнул. Да, в ее присутствии у него кровь холодела в жилах. Однако он не боялся ее и чувствовал, что не должен бояться. Но все же в ее манерах явственно проглядывала гордость и какое-то закоренелое упрямство, что ли?
– А-а, – сказал он. – Понятно.
– В самом деле? – осведомилась она, вдруг помрачнев лицом. – Лично я в этом сомневаюсь. Вы же, молодой сэр, конечно, не думаете, что под этим небом нет других Нестареющих, кроме морфенкиндеров? Вы, несомненно, знаете, что на земле обитает много других рас Нестареющих, у каждой из которых есть своя тайная судьба.
В комнате воцарилось молчание, но Лиза не уходила. Она смотрела на него словно из глубины своих собственных раздумий – выжидательно, терпеливо.
– Я не знаю, кто вы такая, – сказал он, стараясь говорить уверенным тоном, но как можно вежливее. – Честно говорю: не знаю, кто они такие. Но вам вовсе не следует так старательно опекать меня. Я этого не заслужил, да и не привык к такому обхождению.
– Но, господин, это же мое предназначение, – ответила она. – Вся моя жизнь посвящена этой работе. Мой народ всегда заботится о вашем народе и других Нестареющих, таких как вы. Так заведено от века. Вы – наши защитники и покровители, а мы – ваши слуги, так всегда был устроен мир. Впрочем, хватит об этом. Вы устали, и ваша одежда испорчена.
Она повернулась к столику и налила в чашку шоколад из кувшина.
– Вам нужно выпить это. И подойти поближе к огню.
Он взял у нее из рук чашку, одним глотком выпил шоколад и похвалил:
– Замечательно! – Как ни странно, теперь она вызывала у него меньше тревоги, но больше любопытства. К тому же, после того как он узнал, что она осведомлена об истинной природе живущих в этом доме, у него словно камень с души свалился. Исчезло бремя необходимости хранить тайну от нее и прочих слуг, но теперь он не мог отделаться от размышлений о том, почему Маргон не избавил его от этого бремени гораздо раньше.
– Вам, господин, здесь совершенно нечего бояться, – сказала Лиза. – Ни меня и моих сородичей – ведь мы всегда служим вам, – ни Лесных джентри: они совершенно безвредны.
– Они волшебный народец? – спросил Ройбен. – Древесные эльфы?
– О, вот так я их называть не стала бы, – ответила она; при этом в ее речи то ли случайно, то ли намеренно прозвучал немецкий акцент. – Предупреждаю вас – такие слова им не нравятся. К тому же никогда вы не увидите, чтобы были на них остроконечные шапочки и остроносые туфли, – добавила она с негромким смешком. – Они также не есть крохотные создания с полупрозрачными крылышками за спиной. Нет, лично я предпочла бы забыть слова «волшебный народец». А теперь, позвольте, я помогу вам избавиться от грязной одежды.
– Что ж, это нетрудно понять, – сказал Ройбен, игнорируя последние слова Лизы. – У меня даже немного на душе полегчало. Может быть, вы мне скажете еще, существуют ли в этих краях гномы и тролли?
На это Лиза ничего не ответила.
Ройбен со своей стороны настолько отвратительно чувствовал себя в рваных и мокрых брюках и рубашке, что и впрямь позволил Лизе помочь ему раздеться, естественно, вспомнив, что на нем нет нижнего белья, когда уже было поздно что-либо предпринимать. Но она мгновенно набросила на него махровый халат – ему осталось только продеть руки в рукава – и туго завязала пояс, как будто имела дело с ребенком.
Она была почти одного с ним роста. И ее уверенные движения снова удивили Ройбена, хотя теперь он имел некоторое представление о том, кто она такая.
– Ну, а когда господин вернется в обычное расположение духа, он, вероятно, объяснит вам все должным образом, – заявила она необычно мягким для себя тоном и, понизив голос, добавила со смехом: – Если они не появятся на сочельник Рождеста, он будет разочарован. Откровенно говоря, это было бы просто ужасно. Но ему совсем не нравится, что они болтаются здесь сейчас, и то, что их пригласили, тоже не нравится. Когда их приглашают, они делаются нахальными. А это его чрезвычайно раздражает.
– Вы имеете в виду, что их пригласил господин Феликс? – осведомился Ройбен. – Так вот что это было… Феликс выл…
– Да, их пригласил господин Феликс, и объяснить вам, зачем он это сделал, его прерогатива, а вовсе не моя.
Она собрала испачканную рваную одежду и свернула в тугой узел. Скорее всего, она намеревалась выбросить это тряпье.
– Но позвольте мне, пока августейшие господа не решат, что и как объяснить вам и вашему юному товарищу Стюарту, заверить вас, что Лесные джентри не в состоянии причинить вам ни малейшего вреда. А вам не следует позволять им тревожить… будоражить вашу кровь, как случилось, вероятно, этой ночью.
– Понимаю, – ответил Ройбен. – Они застали меня совершенно врасплох. И, честно говоря, вывели меня из себя.
– Если вам захочется вывести из себя их самих – что, кстати, я не рекомендую вам делать ни при каких обстоятельствах, – просто назовите их «волшебным народцем», или «эльфами», или «гномами», или «троллями». Ничего по-настоящему плохого они вам сделать не смогут, зато вполне способны устроить кучу мелких неприятностей!
Громко, резко рассмеявшись, она повернулась к двери, но снова остановилась.
– Ваш плащ… Вы забыли его в лесу. Я позабочусь, чтобы он был вычищен как следует. А теперь ложитесь спать.
И она вышла, плотно закрыв за собой дверь и оставив Ройбена с множеством незаданных вопросов.
12
В доме стоял греющий душу гул, неизменно сопровождающий деловитое перемещение и общение множества людей.
Тибо и Стюарт наряжали огромную елку и заставили Ройбена помогать им. Тибо, одетый, как обычно, в костюм при галстуке, со своим морщинистым лицом и кустистыми бровями, походил на школьного учителя. Стюарт в обрезанных до середины икр джинсах и футболке сидел на верхней ступеньке скрипучей лестницы и напоминал мускулистого херувима.