Волки Одина
Шрифт:
С обломком стула, к которому только что был привязан.
И он от души приложил этим обломком Санька по макушке.
Очнулся Санёк уже в «тойоте». В окружении друзей, но без пленника.
– Удрал, гад, – не без восхищения сказал Фёдрыч. – Вот же отморозок!
«Это не он, это мы – отморозки», – подумал Санёк. Но озвучивать мысль не стал. Чтоб не огорчать Фёдрыча.
Когда
Эпилог
– Тут никого нет! – Толстый косматый викинг в такой же толстой косматой шубе присел на крыльцо и взялся за лыжину. – Печь холодная, внутри сухие листья. Этот дом, Кетильфаст, с осени не топили.
– Вот как… – задумчиво проговорил Кетильфаст. – Дрянь какая-то получается. Ободранный пропал. Теперь еще этот…
– С женой, – напомнил толстый.
– Да, с женой. Что думаешь, Медвежья Лапа?
– Тут неподалеку бонд живет, – сказал толстяк. – Крепкий бонд. Гагаром кличут. Пойдем да спросим, что он видел. И поедим заодно.
– Всё бы тебе жрать, Лапа, – проворчал Кетильфаст, но спорить не стал. Толкнулся и побежал по целине, прибивая снег широкими, подбитыми мехом лыжами.
Толстяк последовал за ним.
Вскоре они наткнулись на лыжню, которая и привела их к утонувшему в снегу хутору, где их тут же встретили лаем собаки бонда.
Кетильфаст открыл ворота, отвалив створкой снег, и двинулся к дому, не обращая внимания на беснующихся на безопасном расстоянии псов.
Кожаный полог откинулся. Сверкнул серебром наконечник рогатины.
…И Гагар опустил копье, узнав гостей.
На лице его не было радости, но повел он себя учтиво: пригласил в дом, к столу, налил горячего пива.
Поднес сам, к некоторому огорчению Медвежьей Лапы. Старшая дочь Гагара была хороша собой.
Гости плеснули малую долю богам, чинно выпили. Женщины тем временем вынесли угощение…
– Гагар, – сказал Кетильфаст, когда голод был утолен. – Когда ты последний раз видел Ободранного?
– Давно, – отозвался бонд. – Еще листья не пожелтели. А что такое?
– А родичей его давно видел? – вместо ответа задал новый вопрос Кетильфаст.
Гагар чуть не спросил, каких родичей, но вспомнил. Вовремя.
Гагар поглядел
– Тех, что из Гардарики? Этих тоже видел. Когда – не вспомню, но снег уже выпал. А зачем тебе?
– Ты у себя их принимал?
– Принимал, – осторожно ответил Гагар. – Было такое. Гость в дом, удача в дом. А что тебе до них?
Кетильфаст пристально глянул на бонда. Многим от такого взгляда стало бы не по себе, но Гагар не испугался. Он – свободный бонд. И Хрогниру исправно отдает от всего нажитого и добытого. Ничего не сделает ему хольд. Даже грозить впустую не станет, чтоб лицо не потерять.
Кетильфаст и не стал.
– Ярл обещал в хирд парня принять, – сказал лучший воин Хрогнира-ярла. – Весной. А сейчас послал нас на йоль его позвать. А у Ободранного в доме и нет никого. И печь с осени не топили. А ты говоришь: у тебя они были, когда снег уже выпал. Так, Гагар?
– Так, – признал бонд. – Были. Но ушли. А почему печь не топили, то мне неведомо.
– А куда ушли?
– Мне не говорили, а я не спрашивал.
Гагар чувствовал: хольд ищет недоброе. И долг за спасенную руку сына велит Гагару помочь чужим. Но как? Кетильфаст уже поймал его на вранье. И настаивать на уже сказанном рискованно. Потому врать Гагар не стал:
– Может, и не было тогда снега. Не помню.
– Значит, были они у тебя еще осенью, а куда подались, не знаешь. И когда ушли – тоже не знаешь, – заключил Кетильфаст. – А сам о них что скажешь?
Гагар подумал немного… Вспомнил, что Хрогнир-ярл обещал взять родича Ободранного в хирд, значит, Хрогниру чужак пришелся по нраву. И Гагар вновь сказал правду:
– Я бы им доверился, – ответил он. – Так вот.
Кетильфаст и Медвежья Лапа переглянулись. Оба хорошо знали, что такое бонды. И если правильный бонд, такой вот, как этот Гагар, скажет не что-то вроде: «Худого не заметил», – а вот так, прямо: «Я бы доверился», – то это говорит о многом.
– Жаль, – сказал Кетильфаст, поднимаясь. – Жаль, что этих людей не будет на празднике. Но ты-то будешь, Гагар-бонд?
– Буду.
– И дочь с собой прихвати, – заявил Медвежья Лапа, сцапав со стола вяленую рыбешку.
Гагар сделал вид, что не услышал.