Волки
Шрифт:
– Вот так важно! – раздался вдруг возле меня чей-то незнакомый голос, и вслед за тем я увидал вылезавшего из-под кручи мужика.
– Ты зачем здесь? – крикнул я.
– Что, аль мешаю?
– Известно, мешаешь…
– Нет, ничего… Там уж больше нету бирюков-то… всех покончили.
– Неужто всех?
Но мужик уже не слушал и, присев возле меня, снял шапку и принялся чесать в затылке. Гон между тем действительно стал ослабевать, гнали уже не стайно, а в одиночку… То там отзывался голос, то в другом месте. Видно было по всему, что с гнездом покончили, что разгоряченные псы гнали уже зря, врали и увлекались лишь воспоминанием только что пережитого. Иногда, однако, они опять сваливались, и вой снова оглашал лес. Но это был уже не тот адский дикий вой, который только что раздался в котловине. Можно было догадаться, что гнали уже не по волку, а по лисе. Сидевший рядом со мной мужик, видимо, увлекался. Глаза его горели, рот был полуоткрыт и оживлялся самой восторженной улыбкой…
– Это чьи скалушки-то?
Я сказал.
– Из Саратова, значит?
– Из Саратова.
– Ну, спасибо.
– А что?
– Да так их и надоть, волков-то этих. Проклятые меня в разор разорили.
– Неужели?
– Еще бы. Тут пахота подошла, а они у меня двух, лошадей зарезали.
И, проговорив это, мужик тяжело вздохнул и повесил голову.
– Волки совсем одолели, а тут еще рендатель грызет… Тот уже хуже волка еще!..
– Какой такой арендатель?
– Михал Максимыч… Знаешь, что ли?
– Нет, не знаю.
– Лобченков по фамилии, купец саратовский. Он у города землю арендует, а уж мы у него снимаем. Не дает мне хлеб с поля убрать, да шабаш… "Заплати, говорит, деньги за землю…" – а где я ему без хлеба-то денег возьму? Так и не дал… А намедни приезжаю на загон, вижу – хлеб мой вымолочен. Приказчик его подъехал, я ему и показываю на солому-то… "Что ж, мол, это такое?" А он и говорит: "Это не мы, а черкесы, крадучи, обмолотили ночью", – повернул носом и поехал…
– Что ж теперь делать-то? – спросил я.
– Известно что! Жалиться надоть… Только вряд ли дело-то мое выгорит…
– Почему это?
– А по тому самому, что у Михал Максимыча, вишь, рука есть в городе… Что захочет, то и делает…
И, немного погодя, он прибавил:
– Ох, и продувной только…
– А что?
– Да как же!.. Сам ренты не платит, отсрочку себе охлопотал… "Платить, говорит, нечем, потому у мужиков хлеб не родился и денег нет"… Ему дума отсрочила до будущего года, а с нас все-таки дерет… Вот волк-то какой, кабы вот на этого-то скалушек напустить… Вот это было бы важно!..
Но мужик мгновенно замолк, ибо в это самое время в котловине снова раздался вой, снова раздались крики; "Слушь, к нему!", стая подвалила, закипела, застонала, послышался треск сучьев, лошадиный топот, хлопанье арапников, поднялась испуганная стая грачей, а вслед за тем раздались выстрелы, и снова кусты задымились пороховым дымом.
Часа через полтора охота в Девятовском лесу была покончена. Андриан стоял уже на бугре и вызывал гончих. Антон метался по лесу, собирая их, и как только встречал пса, так в ту же минуту скакал за ним, хлопал арапником и кричал во все горло: "Влись к нему! Будило, влись в стаю!" Слышался визг, и бедный пес, поджав хвост и уши, спешил на звук рога. Мы тоже покинули свои места и вышли на полянку. Оказалось, что волков убито было только три и один затравлен борзыми. Волки были убиты гг. Лукиным, Крафтом и Мелитевым. Сверх того была убита одна лиса, кажется, г. Щипанским. Бурбонов остался ни при чем, хотя на нега и выходил волк. Произошло это оттого, что почтенный мой товарищ забыл отодвинуть какую-то пружинку у своего Ланкастера и ружье не выстрелило. Старые волки ушли и, по словам стрелков, никем не были видены. Однако подъехавший Андриан уличил одного из охотников во лжи.
– Вы что же это? – кричал он еще издали. – А?
– Что?
– Как что! Прозевали старуху-то с двумя переярками!..
– Когда?
– Когда! А когда они мимо вас шли,.. Вот когда!
– Что ты, господь с тобой!..
Но Андриан уже не слушал.
– Эх, вы! – кричал он с пеной у рта. – Туда же лезете… сидели бы себе дома… а то тоже на охоту… ружье купили!.. Мешалку вам в руки-то, а не ружье… Тут орешь-орешь по лесу-то, а он губы распускает….
Я взглянул на рассвирепевшего Андриана и пришел в ужас: лицо его было все в крови, новая верблюжья чуйка представляла из себя сплошные лохмотья, знаменитой рваной фуражки не существовало, растрепанные волосы были всклокочены и усыпаны прутиками и листками, словно убран он за свои подвиги венком из лавров… Так ободрался этот несчастный человек, что на него жаль было смотреть…
В Курдюмский лес мы с Бурбоновым не поехали и , закусив немного, распростились с товарищами, сели в тележку и направились в Саратов. Проезжая мимо грузиновских хуторов, мы встретили Ивана Иваныча. На этот раз он нанял какого-то парня, который и вел под уздцы его сварливую лошадь.
– Ну что, кончили в Девятовке? – кричал он нам.
– Кончили.
– Убили что-нибудь?
– Четырех волков и лису, – ответил я.
– Отлично!
– А вы все еще не доехали?
– Теперь скоро доеду…
И, проговорив это, он принялся понукать парня, чтобы тот шибче бежал. Бурбонов лежал, запрокинувшись на спинку тележки, и весело хохотал.
Примечания
1
Дамасской тончайшей стали.