«Волкодав» из будущего

Корчевский Юрий Григорьевич

А после успешной операции «Багратион», когда мы освободили значительную часть советской земли и вошли в Польшу, в армии стали поговаривать, что мы бы и сами справились, Берлин-то – вон, рядом уже.

Политика Рузвельта и Черчилля была коварной. Пусть русские и немцы сцепятся в смертельной схватке, истощат людские и материальные ресурсы друг друга, а под конец и союзники в войну вступят, чтобы поучаствовать в разделе пирога. И Франция, бывшая под оккупацией, к победе потом примазалась, не внеся сколько-нибудь значительного вклада в разгром фашизма. С такими же успехами можно было числить в союзниках ту же Болгарию,

хотя югославские партизаны, на мой взгляд, сделали для победы не меньше французских маки.

Я-то, как человек из другого времени, знал – не надеялся, как большинство вокруг меня, а именно знал, что Германия падет.

Итоги занятны. Германия и Советский Союз лежат в руинах, а Соединенные Штаты – в выигрыше. Посудите сами – их территорию никто не бомбил, не разрушал. На поставках боевой и прочей техники, боеприпасов, продовольствия союзникам – Советскому Союзу, Англии – да мало ли кому еще – американцы нажили многомиллиардное состояние. Банки трещали от денег. Американцы помогали нам по ленд-лизу – это правда, и помощь их была очень весома: танки, самолеты, транспортные корабли, боеприпасы, тушенка, яичный порошок, прозванный в войсках «яйца Рузвельта», – всего и не перечислить. Но при этом как-то забывается, что помощь эта была платная. Советский Союз рассчитывался не пустыми ассигнациями, а золотом и алмазами – то есть тем, что не падает в цене во время любой войны.

И техника у них была классная – простая, надежная, ремонтопригодная. Те из шоферов, кто ездил на «Виллисах» или «Студебеккерах», те из танкистов, кто воевал на «Шерманах», те из летчиков, кто летал на «Аэрокобрах», – все вспоминают об этой технике с теплыми чувствами.

В отношении ремонтопригодности достаточно привести простой пример. На американском танке «Шерман» к двигателю подходят всего шесть трубок, и меняется он – даже в полевых условиях – всего за несколько часов. А на немецком танке Т-V «Пантера» к двигателю подходят 96 трубок, патрубков и проводов разного диаметра. В полевых условиях двигатель поменять невозможно – только в условиях ремонтных баз, и обычно на это уходит несколько дней, как правило – неделя.

А уже после войны американцы на часть денег, содранных с союзников, начали активную пропаганду, вешая «лапшу на уши» всему миру, что победили гитлеровцев именно они. У США погибших было всего триста тысяч, считая все театры военных действий, а у Советского Союза – сорок миллионов только на Восточном фронте. При высадке союзников в 1944 году в Нормандии на 10 англичан приходилось три американца. И кто, спрашивается, внес в Победу над фашизмом существенный вклад? За Державу обидно!

Смогли бы мы победить без ленд-лиза? Однозначно – да! Только жертв с нашей стороны было бы больше, и война была бы продолжительнее. В наши северные порты дошли 720 судов из 811 направленных. А посланное железо никогда не заменит потерянные жизни.

Присланная нам боевая техника – считая с августа 1941 года, когда пришел первый конвой из Англии, и до 1945-го включительно – составила 20 % от численности всей нашей боевой техники. При этом, если доля танков, поставленных союзниками, во всем танковом вооружении Красной Армии была невелика – всего 13 %, то бронетранспортеры на фронте были американские на все 100 %, поскольку наша военная промышленность их не выпускала.

В один из дней, замотанный повседневной

службой, я с утра направился в отдел к начальству – согласовать очередные действия моей группы. Встреченный мною в коридоре начальник третьего отделения, расплываясь в улыбке, с чувством потряс мне руку:

– Поздравляю, Колесников! Заслужил! Рад за тебя, капитан!

Я опешил:

– С чем? Что я заслужил?

– Ты что, газет не читаешь? – улыбался он, загадочно сощурив глаз.

– Когда мне их читать? – пожал я плечами.

Я и в самом деле газет в руки месяц не брал. Хорошо им тут, в отделе! Есть свободная минутка – можно со свежей прессой ознакомиться. А я после занятий со своей группой едва до койки к вечеру добираюсь. Если уж минутка-другая свободная и найдется, так сводки Совинформбюро слушаем, попутно оружие чистим и смазываем – от его исправности наша жизнь зависит.

Постучавшись, я вошел в кабинет к Сучкову. Полковник, увидев меня, встал.

– Проходи, капитан!

Радостно улыбаясь, полковник приосанился, вышел из-за стола и протянул мне руку для пожатия.

– Ну что, ты уже все знаешь?

Да что с ними со всеми сегодня случилось?

– Президиум Верховного Совета отметил твои заслуги орденом Красной Звезды! Поздравляю с высокой наградой, капитан!

Полковник вернулся к столу, открыл коробочку, достал и прикрепил к моей гимнастерке орден Красной Звезды, а потом вручил удостоверение.

Я скосил глаза – тепло блестящей багрянцем эмали ордена приятно согрело грудь, и теплая волна отдалась в сердце трепетным волнением.

Вытянувшись по стойке «смирно», я ответил:

– Служу Советскому Союзу!

Не скрою – получить награду было приятно. Дыхание как-то разом перехватило, и единственное, что я смог – спросить, разглядывая орден: – За что?

– Бой со штрафбатом помнишь? Так это за него, – да, считай, за все, вместе взятое. У тебя задержанных агентов, разгромленных банд не меньше, а то и больше, чем у других. А вот с наградами… Гм-м, прямо скажем, не густо. Давно пора твои заслуги отметить, капитан. Как-то мы упустили. Ну – ничего, война еще не закончилась, и я думаю, что эта твоя награда – не последняя. Давай по маленькой за орден, за удачу.

Полковник достал из стола бутылку с водкой и плеснул в стаканы. Мы чокнулись, выпили. Не привык я с утра пить, но уж коли начальство само разливает, грех отказываться.

– Вот что, Колесников, – полковник убрал со стола бутылку с водкой. – Полагаю, в такой день посылать тебя далеко от отдела не стоит. Пусть сегодня другие группы «зачистками» в районе займутся. А ты со своими офицерами отправляйся на КПП – на проверку документов.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

Получив от полковника ориентировки, я вышел из кабинета и помчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

На улице в грудь дул пронизывающий ветер, но я, не замечая осеннего холода, летел навстречу Алексею и Антону. С кем, как не с ними, я мог поделиться переполнявшей душу радостью!

Ожидавшие у отдела Кошелев и Фролов, увидев меня, вскочили с лавочки. Заметив поблескивающий в лучах осеннего солнца красным цветом новенький орден на моей гимнастерке, они искренне обрадовались:

– Поздравляем, товарищ капитан!

Оба чуть ли не носами уткнулись в орден, разглядывая его. Мне стало неудобно.