Шрифт:
1. ЗАМОК ЛЮДОЕДА
Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватым призрачным серебром. Человек по имени Волкодав шагал через лес – с холма на холм, без троп и дорог, широким шагом, размеренным и неутомимым. Он не прятался. Не хоронился за деревьями, не избегал освещенных прогалин, не пригибал головы, хотя босые ноги по давней привычке несли его вперед совершенно бесшумно. Связанные тесемками сапоги висели у него на плече. На другом плече, держась коготками, сидел пушистый большеухий черный зверек. Когда Волкодав перепрыгивал через валежины или нырял под нависшую ветку, зверек, чтобы сохранить равновесие, разворачивал крылья. Тогда делалось видно, что это летучая мышь и что одно крыло у нее разорвано почти пополам.
Волкодав
Останавливался он всего дважды. В первый раз – возле большой засохшей осины, что стояла у скрещения давно заброшенных лесных троп. Вытащив нож, Волкодав проколол себе палец и начертал на обнаженном, лишенном коры стволе священный Знак Огня – колесо с тремя спицами, загнутыми посолонь. Кровь казалась черной в холодном, мертвенном свете. Волкодав прижался к дереву обеими ладонями и лбом и постоял так некоторое время. Губы его беззвучно шевелились, перечисляя какие-то имена. Потом он снял заплечный мешок, положил копье и ссадил Нелетучего Мыша на гладкое древко, осторожно отцепив от своей рубахи его коготки. Зверек, однако, расставаться с ним не пожелал: подпрыгнув, привычно вскарабкался по одежде на прежнее место и устроился на плече Волкодава, крепко ухватившись зубами за толстую льняную ткань – на тот случай, если человек вновь попробует его отодрать. Волкодав покосился на него и молча полез вверх.
Достигнув первой ветки, он повис на руках, потом стал раскачиваться. Скоро ветка затрещала и обломилась под его тяжестью. Волкодав со звериной ловкостью приземлился в мягкую лесную траву. Уперся коленом и переломил ветку на несколько частей. Ему не было дела до посторонних ушей, способных услышать хруст. Вновь вытащив из ножен тяжелый боевой нож, Волкодав принялся расщеплять обломки. Вышел изрядный пучок лучины. Каждую щепку Волкодав смочил кровью из пальца, потом убрал их в кошель на поясе. Поднялся, поклонился дереву и зашагал дальше.
Второй раз он остановился, когда с высокого, крутого холма перед ним открылась деревня. Взгляд Волкодава мгновенно отыскал один из домов под низко нахлобученной земляной крышей – и больше не покидал его. Посередине крыши, возле охлупня, светилось отверстие дымогона. Когда-то, очень давно, в этом доме жил мальчик из рода Серого Пса. Жил от самого рождения и до двенадцати лет. На двенадцатую весну мужи рода должны были отвести его в мужской дом для испытаний, назвать мужчиной и, сотворив обряды, наречь новым именем. Не младенческим домашним прозванием, а настоящим именем, которое ни в коем случае нельзя открывать чужаку. Это имя будут знать только самые близкие люди. Да еще жена, когда ему придет время жениться. А прежде чем уводить его лесными тропами, собирались устроить пир, на котором должно было хватить места всем: и родне, и соседям, а может, даже и чужеземцам – сегванам кунса Винитария, поселившимся за поворотом реки…
Но именем мальчика так и не нарекли. Потому что в самый канун праздника наемные воины кунса Винитария пристегнули мечи к поясам и напали на спящую деревню ночью, по-воровски. Как говорили, задуман был этот набег не ради пленников или наживы – ради захвата обжитых земель и устрашения окрестных племен. Явившись гостем, Винитарий устраивался в этих местах надолго…
Мальчик, сражавшийся как мужчина, остался в живых по дурной прихоти победителей. На него спустили собак, но злющие кобели, сколько их ни натравливали, рвать его так и не стали: подбегали, сердобольно обнюхивали и отходили прочь… Потом было хуже. Восемь неудачных побегов, четыре рабских торга, досыта унижений. И наконец строптивый щенок Серого Пса угодил в Самоцветные горы, в страшный подземный рудник…
В доме раскрылась дверь. Острые глаза Волкодава различили девичий силуэт, мелькнувший на фоне освещенного прямоугольника. Притворив дверь, девушка пошла по тропинке к берегу реки – туда, где, несмотря на поздний час, вился дым над крышей кузницы и раздавался мерный стук молотка. Волкодав мог бы поклясться: девка несла ужин кузнецу, припозднившемуся с работой.
Точно так же, как его мать когда-то носила ужин отцу…
Что за люди жили теперь в его доме? К кому спешила девчонка – к родителю, брату, жениху?..
Волкодав вдруг сел наземь, обхватил руками колени и, содрогнувшись всем телом, опустил на них голову. Нелетучий Мыш подлез под руку человека и, дотянувшись, крохотным язычком лизнул его в щеку. Волкодав судорожно вздохнул, широкая ладонь накрыла зверька, гладя мягкую шерстку. Потом он выпрямился. На залатанной коже штанов остались два мокрых пятна.
Поднявшись, Волкодав поправил за плечами мешок, взял копье и зашагал вниз.
Кузнец только-только успел взять в руки корзинку, принесенную юной невестой, когда дверь вновь заскрипела. Кузнец недоуменно обернулся, – кого принесло некстати? – увидел вошедшего… и вмиг подхватил молот, а невесту оттолкнул назад, загораживая собой.
Человеку, стоявшему на пороге, пришлось нагнуться в дверях. Густые русые волосы, изрядно подернутые сединой, падали ниже плеч, схваченные на лбу ремешком. На худом, обветренном, как еловая кора, лице недобро горели серо-зеленые глаза. Горели, как показалось кузнецу, адским огнем. Нос у человека был перебит, по левой щеке, от века до челюсти, пролег шрам, прятавшийся нижним концом в бороде. Грабитель, насильник, убийца?.. Все, что угодно.
Незваный гость обшарил кузницу взглядом, словно бы не сразу заметив парня и девушку. Однако потом его взгляд скользнул по вскинутому в защитном движении молоту кузнеца. Скользнул и вернулся. И, каковы бы ни были первоначальные планы пришельца, он тотчас о них позабыл. Он медленно поднял руку и протянул ее к молоту:
– Дай сюда.
Низкий, сдавленный голос мог вогнать в дрожь кого угодно. Как повел бы себя кузнец, окажись они с Волкодавом один на один, неизвестно. Но за спиной у него всхлипывала от ужаса веснушчатая девчонка-невеста, и он только покрепче перехватил дубовую рукоятку:
– Поди вон!
– Дай сюда, – повторил Волкодав на языке сегванов, не двигаясь с места. – Это не твое.
– Поди по-доброму! – оправившись от первого испуга, огрызнулся кузнец. Он ведь разглядел, что перед ним был не кунсов подручный. И не наемник из тех, что бродили из замка в замок, не брезгуя легкой добычей, когда та шла в руки. К тому же ночной гость, судя по всему, был один, и кузнец, первый парень в деревне, несколько осмелел. Неужто не оборонит себя и подругу? Но Волкодав шагнул вперед, и кузнец полетел в сторону, так и не поняв, с какой стороны пришелся удар. Девчонка вскрикнула, метнулась к нему и обняла в жалкой попытке отстоять любимого от расправы. Однако Волкодаву больше не было дела ни до девушки, ни до парня. Нагнувшись, поднял он молот, которым его отец столько лет ковал лемехи и серпы. На наковальне и теперь лежал недоделанный серп. Волкодав отодвинул его в сторону, положил на наковальню свое копье и примерился молотом к блестящему наконечнику. Он даже не оглянулся, когда кузнец зашевелился возле стены, а потом, цепляясь за руку невесты, выскочил наружу.
Спустя немного времени к кузнице с вилами и топорами собралась половина деревни. Не забыли и колдуна, прихватившего горшочек живых углей и пучок трав, любимых Богами – изгонять злого духа, если незваный гость и вправду окажется таковым.
Ударов молота больше не было слышно, но незнакомец находился все еще там. За дверью негромко звякал металл – похоже, он перебирал инструменты. Люди начали поглядывать друг на друга и на безобразно распухшую челюсть кузнеца; почему-то никому не хотелось входить в кузницу первым. Но тут дверь растворилась сама, и Волкодав встал на пороге – черный силуэт, охваченный сзади жаркими отсветами из горна. Луна, светившая сбоку, не озарила лица, лишь зажгла в глазах бледное пламя. Люди начали перешептываться. Волкодав не спеша обвел их взглядом и вдруг спросил по-сегвански: