Волна вероятности
Шрифт:
– Ну и дела творятся, – вздохнула Сарелика Та Митори. – Сначала лето, которое не предсказали синоптики. Теперь ты в гости пришла. Даже не знаю, какого ждать продолжения. Может быть, птица свэллу у нас на крыше гнездо совьет?
В глазах у нее потемнело, словно перегрелась на солнце, даже голова слегка закружилась, хотя она не утверждала, будто такое непременно случится, а всего лишь предположила, задала вопрос. Не зря считается, что о совсем невозможном даже в вопросительной форме лучше не говорить. Впрочем, Сарелика Та Митори отродясь не была осторожной, что не помешало ей
– Это все-таки вряд ли, – улыбнулась ей Лестер Хана. – Свэллу – гости из иной реальности, которую нам трудно даже вообразить. Они состоят из материи совершенно другого типа и проявляются здесь лишь отчасти; собственно, прозрачные птицы, которых мы видим над морем в знойные дни, это только мечты настоящих свэллу о горячих лучах нашего солнца, тень их пристального внимания, проявление вожделения, а не сами они. Так что некому тут у нас поселиться. Тем более гнезда вить.
Сарелика Та Митори не стала спрашивать: «Откуда ты знаешь?» Это же Лестер Хана, нормально, что она знает разные странные вещи, о которых ученые еще даже толком не начали думать, не то что по-настоящему изучать.
– Я только что кофе сварила, – сказала она. – А в морозилке целых четыре сорта мороженого. Есть чем тебя угостить!
– Вот это самое вкусное, – подвела итог дегустации Лестер Хана, указывая ложкой на мороженое с розовой водой. – Никогда такого не пробовала. Это я зря.
– Да я сама его в первый раз купила, – кивнула Сарелика Та Митори. – Новинка сезона, в магазине висел рекламный плакат. Но я консерватор, мне нравится обычное сливочное, а остальное интересно попробовать, и на этом все.
Девчонка, сидевшая на руках у Лестер Ханы, решительно ткнула ладошкой в остатки ромового мороженого и с удовольствием облизала пальцы. Вот лишь бы с ромом! «Неисправимый алкаш мой Там Кин», – с бесконечной нежностью подумала Сарелика Та Митори. Но на этот раз не заплакала. Еще чего не хватало, при гостье реветь.
– Я так рада, что к вам зашла, – сказала им Лестер Хана. – Во-первых, такое мороженое! В «Замерзаем» ничего похожего нет; прошлым летом, во всяком случае, не было. А во-вторых, мне в Лейне здорово не хватает друзей. Только сейчас это поняла. Я вообще компанейская. Но здесь слишком редко бываю. И надолго никогда не задерживаюсь. Просто не успеваю знакомствами обрасти.
– Слушай, а это правда, что у тебя муж в Хой-Броххе? – спросила Сарелика Та Митори. И тут же схватилась за голову: – Ох, какая же я бестактная! А все старинное воспитание. Во времена моей юности такие вопросы считались совершенно нормальными. Прости!
– Да нечего тут прощать, – рассмеялась Лестер Хана. – Муж не настолько ужасная тайна, чтобы нельзя было спросить! У меня близкий друг в Хой-Броххе, я в его доме иногда подолгу живу. Но все-таки он не муж, д-гоххи не женятся – ни на чужестранцах, ни друг на друге, вообще ни на ком. У них это не принято. Даже обычный договор на словах, как у нас. Когда приятно быть вместе, зачем о чем-то еще дополнительно договариваться, и так же все хорошо.
– Женитьба – отличный повод для вечеринки, – заметила Сарелика Та Митори.
– Где собрались два и больше д-гоххи, там уже вечеринка, – рассмеялась Лестер Хана. – Потому что вечеринкой они считают любое веселье. И при этом никогда не грустят.
– Даже если умирает кто-нибудь самый любимый? – спросила Сарелика Та Митори. Просто не могла не спросить.
– Ой, для д-гоххи смерть вообще не проблема! Они же заранее договариваются, где и кем собираются жить. У нашего соседа лучший друг захотел родиться в Эль-Ютокане, всегда мечтал побыть пограничником. И теперь регулярно приходит в гости; он еще девчонка-подросток, но родители не возражают, еще и гостинцы передают.
– Ох уж эти девчонки, – невольно улыбнулась Сарелика Та Митори. – Поди им возрази!
– Ну и потом, – добавила Лестер Хана, – если д-гоххи при жизни были близки, значит, привыкли сниться друг другу. И в этом смысле после смерти не меняется ничего. А сновидения для них, пожалуй, даже важнее яви. Ее самая сладкая, тайная суть.
– Это они хорошо устроились, – вздохнула Сарелика Та Митори. – Для нас сны – это просто сны. Примерно как книги. Все их любят, подолгу без них не обходятся, но все-таки это гораздо меньше, чем настоящая жизнь.
– Так от сновидца зависит. И от читателя. Для кого-то жизнь наяву – просто перерыв между снами. Ну или книгами. Быстро сделать дела и обратно нырнуть!
– Так бывает?
– Да чего только не бывает, – улыбнулась ей Лестер Хана. – Я-то сама как раз больше ценю то, что наяву происходит. Но у меня на это свои причины. Раньше я была чистым духом, не обремененным материей, и до сих пор в восторге от таких простых удовольствий, как прикосновения и еда. А мой друг из Хой-Брохха бывает по-настоящему счастлив, только когда я ему снюсь. И это тоже понятно: для д-гоххи, как известно всем, кто читал их романы, общее сновидение – высшее проявление, доказательство и одновременно сам акт любви.
– То есть, в жизни у них все как в книжках? – удивилась Сарелика Та Митори. – Я думала, они просто стесняются описывать как есть.
– Ой, в жизни д-гоххи даже скромнее, чем в книгах! При переводах это теряется, но у них в языке есть несколько сотен способов деликатно намекнуть, что ты хочешь спать или недавно проснулся. В их книгах слова «сон», «сновидения» встречаются часто, чтобы взбудоражить читателя, а в разговорах я этих слов еще ни разу не слышала, это непристойность, ты что!
Сарелика Та Митори рассмеялась, девчонка радостно взвизгнула и закрыла руками лицо, демонстрируя взрослым, что прекрасно поняла про непристойность и считает, что это смешно.
– Поэтому мне так нравится жить в Хой-Броххе, – неожиданно заключила Лестер Хана. – Тому, кто недавно был духом, легче поладить с теми, для кого вершина непристойности – увидеть друг друга во сне. Здешние нравы для меня пока, знаешь, слишком уж буйные. Перебор! А д-гоххи сами почти как духи. Но по-человечески ласковые. И у них навалом вкусной еды. Только, – спохватилась она, – ты другим про меня не рассказывай. Не потому, что это какой-то страшный секрет. Просто пока про меня никто ничего толком не знает, мне легче быть такой, какая я есть.