Вольная птица
Шрифт:
Венки:
Пока я собирал шмотки по пещере, Морок отвечала на звонки. Её телефон пищал раз десять! Складывалось впечатление, что все оставшиеся в живых неолетанки решили ей позвонить? Связь появилась, но до матери я так и не дозвонился. Зато дозвонился отцу:
– Ты цел? Слава богам! Завяжи на лбу белую полоску ткани с нарисованным знаком Клинков: это знак армии освобождения, и через северную часть города приходи в монастырь. Я там!
Я вышел с сумками из пещеры. Морок сидела на камне и поправляла юбки. У неё на бедре в
– А где твоё оружие?
– Я, мастер, как-то обычно в Клинках, кроме мечей, и не ношу ничего. А насчёт того, что сегодня оружие мне всё-таки понадобится, меня не предупредили.
– Понятно.
– Она раскрыла свой рюкзак и выудила оттуда ещё один крупнокалиберник.
– На! До внутреннего города ещё дойти надо.
– Отец в монастыре.
– Ну, значит, до монастыря.
Сейчас Морок не улыбалась. Её лицо напоминало холодную маску, глаза - пепел смерти. Встретив такой взгляд, не веришь, что неолетанки вообще-то очень добрые создания, неспособные убить. Эти глаза говорили, что их хозяйка способна убить просто и быстро. Если говорят, что у обычного человека на плече сидит ангел, на этих плечах сидела сама смерть. Сейчас в ауре мастера не было ни похоти, ни желания. Я просто чувствовал поток ледяной силы... Жуть! Лучше бы она улыбалась!
Лайнер мы бросили на подступах к городу. Машина была бы очень приметна на узких улицах. Да и проехать могла не везде: баррикады, завалы, обрушенные стены.
Улица была завалена. Морок огляделась и махнула в сторону одного из заборов.
– Сюда.
Она подхватила меня как подростка и подсадила через ограду, потом сама легким прыжком перемахнула. Стеночка два с половиной метра где-то. Ну да, как раз на её рост препятствие! У меня сейчас комплексы разовьются, начну чувствовать себя слабаком и коротышкой.
Двор был завален трупами. Среди них около десятка молоденьких неолетанок. Отвратительно! Эти шлюшки были безобидны. Возможно, лет через 40-50 кто-то из них и выучился бы у Владык и стал бы представлять какую-то силу. Но большинство, повзрослев, вернулось бы на планеты своих хаймов и, как и их матери, завели бы семейство, чтобы тихо растить детишек. Они никогда и ничем не угрожали бы Даккару. Они любили даккарцев. Убить их - то же самое, что прирезать собаку или кошку, лизавшую тебе ноги.
Я повернулся к Морок. Основная сила Арнелет была в ней. В ней одной. Во всех самых отчаянных ситуациях Великие ами падали перед ней на колени, прося защиты. Морок являлась из ниоткуда. За ней гонялись Интерпол, разведки почти всех государств, частные киллеры. Мать когда-то училась у неё; будучи Хинти, она была одной из немногих, кто знал Морок в лицо и иногда встречался с ней. Но даже она не знала, где великий мастер живёт, есть ли у неё вообще дом, дети. Сейчас лицо Морок было маской, а в ауре бушевала боль. Она лишь мельком взглянула на трупы, и этого было достаточно, чтобы боль пропитала всю энергию вихря. Она проговорила шёпотом:
– Зачем они убили их? Неужели считали угрозой!?
На меня смотрели абсолютно серые холодные глаза. Юбля! Чтобы общаться с ней, нужно привыкнуть! Меня от такого взгляда потряхивало.
– Венки, я не из тех, кто боится смерти. И на моих руках тоже крови столько, что пару даккарских полков умыть хватит. Но в чём смысл убивать безоружных, не владеющих информацией и не имеющих никакого влияния? Даккарцы отличаются многими пороками, но не тупостью! Зачем?
Я сам вдруг взглянул на вопрос с этой стороны: А зачем, собственно? Если предатели хотели захватить Клинки для себя, то им потом пришлось бы сживаться с местным обществом. Ладно, амазонки смылись из города за сутки и не пострадали. Суть взрыва на стадионе, скорее всего, и была в том, чтобы они ушли. У САП претензий к новым владельцам Клинков не было бы. Но порезать кошек значит однозначно навлечь гнев неолетанок. А ведь их можно было просто связать, запугать, запереть. Зачем? Морок явно ждала ответа.
– Может, они хотели очистить город от неолетанок совсем.
– Выкинули бы их за ворота.
– Очистить так, чтобы они не вернулись.
– Тогда надо было убить нескольких на глазах остальных, и этих остальных выкинуть из города, чтобы сеяли страх. А так, трупы уберут, и все забудут. В этих симпатичных головках мысли о мужчинах быстро забивают все остальные.
Я усмехнулся. Неолетанки любили подчёркивать, что эми лет до 35-40 из-за обилия гормонов в этом возрасте думают только о мужчинах, а с годами это проходит. Только моей маме более ста, и о сексе она думает очень часто, если судить по шуткам и количеству молодых даккарских любовников, которые вечно возникают возле неё. Моей прабабке Энастение более двухсот, и у неё тоже кроме одиннадцати мужей ещё и море любовников, которые таскаются за ней. Морок где-то четыреста, и я очень отчётливо читал в пещере в её ауре, насколько были целомудренны её мысли. Складывается впечатление, что молодые неолетанки просто не скрывают, что думают только о мужчинах, и в этом все отличия.
Морок махнула:
– Ладно, пошли. Но с этим вопросом всё равно придётся разобраться позже. Я уже подписалась найти заказчика этой резни.
– Думаете, её заказали...
– Эй, а зачем она мне это рассказывает? Я и так вижу её лицо, вооружение... Мог слышать её разговоры... Юбля! Что-то мне не нравится эта откровенность.
Перейдя на бег, мы перебежками продвигались по улице. Эти кварталы вроде были отвоёваны Клинками, но не зачищены. То тут, то там раздавались выстрелы.
Когда на параллельной улице показался Клинковский отряд, Морок остановила меня:
– Давай подойдём к этим парням. Узнаем где проще пройти.
– А?
– Спросить я ничего не успел. Образ Морок качнулся в воздухе и переплыл в образ очень крупного даккарца-солдата. Такой молодой бугай с не особым присутствием интеллекта на лице. Из аптечки ближайшего трупа бугайчик вытянул что-то белое и, черкнув на нём знак Клинков, завязал на лоб:
– Пойдёт?
У парня был голос Морок.