Шрифт:
В. Потиевский
ВОЛЬНАЯ ЖИЗНЬ АКИ
Была она крупной, упитанной и довольно злой. Норки вообще всегда агрессивны, но Ака более других чувствовала свою силу и всегда готова была к бою. Она принадлежала к уникальной разновидности норки, выведенной не так давно и выращиваемой только в одном или двух звероводческих хозяйствах. И дело было вовсе не в качестве и цвете меха. Точнее, не только в этом. Мех, конечно, был красивым, блестящим, пушистым, густым, редкой расцветки - крестовая. Брюшко и бока были белыми, спинка темная, а по хребту, от головы
Но главная особенность разновидности заключалась в больших размерах животного Ака весила три с половиной килограмма. Примерно столько же или чуть меньше весили остальные обитательницы шеда (так называется обиталище зверьков целиком), живущие в клетках по соседству. В то время, как обычная американская норка, разводимая до сих пор, не превышала полутора килограммов, да и то таких размеров достигали только самцы.
Зверовод - девушка, которая обслуживала Аку, привязалась к ней за сезон. Когда кормила, говорила ей ласковые слова. Иногда, проходя мимо клетки, останавливалась и называла ее имя: "Ака" (которое сама ей и дала) - ласковым, добрым голосом. И норке это нравилось.
Она тоже привязалась к своей воспитательнице, ждала ее и, когда та появлялась, начинала радостно метаться по клетке. Однако свой злой нрав сохраняла постоянно. И когда однажды ее кормилица чуть зазевалась, вычищая клетку, Ака хватанула ее за палец так, что зубы зверя уперлись в кость. Девушка вскрикнула и отдернула руку, но не затаила долгой обиды на Аку. Палец еще был под пластырем, а она уже ласково разговаривала с Акой, и та весело прыгала, понимая расположение к себе со стороны человека, хотя снова была готова проявить дурной нрав хищника.
Родилась она в апреле совсем маленьким щенком. У матери было их восемь, но даже в условиях постоянного ветеринарного надзора выжили только семь.
Ака прошла первую линьку, и к ноябрю ее меховая шуба окрепла, ярко поблескивала и серебрилась на солнце. Густой подшерсток делал мех плотным и очень теплым, что сохраняло тепло даже в воде, которой, кстати, Ака пока еще не видела, кроме, конечно, воды для питья. Она так и выросла в клетке. Здесь ее кормили и поили, делали прививки и убирали за ней. За один сезон, с апреля по ноябрь, она выросла до взрослого зверя, окрепла, обрела силу.
Стремление выйти на волю жило в ней с того самого дня, когда она впервые стала самостоятельно ходить по клетке. Оно усиливалось еще и тем, что норка по своей природе зверь полуводный, живущий всегда у воды, рядом с ручьем или озером. Ее особенно сильно влекло к воде - это было неосознанное, но сильное чувство.
Так иногда и человека неудержимо влечет дорога, которой он еще не видел, но без которой ему плохо, уныло и тревожно.
Норке уйти было нельзя, но зов свободы, желание вырваться из клетки не покидали ее.
Ее хозяйка была с Акой особенно ласкова, и та чувствовала, что что-то изменилось, и стала еще более возбужденной и встревоженной.
Девушка понимала, что все, что будет, необходимо. Для этого и выращивали зверей. Но все равно, когда наступал этот роковой период, она ходила зареванной, с красными глазами и опухшим носиком. Но время неумолимо шло - приближались эти самые дни - дни забоя...
Забивали норок большими партиями, снимали шкуры и, сделав первичную их обработку, отправляли на пушно-меховую базу в Ленинград.
Всего у Акиной хозяйки было сто клеток - сто зверьков. Почти всех их забивали в ноябре, только немногих оставляли на маточное стадо. Были у нее и любимицы, ласковые и послушные, которых она брала на руки, могла посадить на плечо и иногда запускала в карман во время обхода всех клеток и раздачи пищи. Таких ручных было две. Они всегда оставались ласковыми со своей хозяйкой и никогда ее не кусали. И хотя Ака была непослушна и зла, девушка привязалась к ней не меньше, чем к своим любимицам, а может, и больше. Нередко случается, что непослушное дитя и у людей бывает самым любимым.
Клетки с норками располагались рядом, одна возле другой, были прямоугольными и вытянутыми, устроенными из проволочной сетки. К клеткам примыкали деревянные домики, в которых зверьки ночевали.
Расположившиеся в два ряда клетки были закрыты от непогоды единой длинной крышей. Между двумя их рядами был узкий проход, по которому и ходила зверовод, раздавая норкам пищу. Дверцы клеток были обращены к проходу - внутрь шеда.
Зоотехник в присутствии девушки отобрал из ее шеда на этот раз всего пять зверьков на маточное стадо, и Аку сохранить никак не удалось. Оставались считанные дни до забоя, девушка уже смирилась с этой потерей и только очень жалела свою Аку, да и всех норок.
Возле фермы обитали серые вороны. Их здесь было более двух десятков. Они не только охотились за отходами, но и старались украсть все, что удавалось. Птицы внимательно следили за кормлением зверей, подбирались к клеткам, когда рядом не было зверовода, и иногда той или иной вороне удавалось сдернуть с дощечки для кормления норок комочек фарша. Если сама норка, конечно, зазевалась. Потому что при неосторожности вороне это могло дорого обойтись, так как дощечка с кормом находилась внутри, хотя и у самой сетки.
Не раз приглашали охотника, чтобы отстрелять ворон. Нельзя сказать, чтобы от них было уж очень много вреда, однако они раздражали и отвлекали звероводов, мешали работать, да и у зверей вызывали возбуждение. Не говоря уже о том, что и инфекцию могли к зверькам занести.
Но застрелить никак не удавалось ни одной. Как только приезжал охотник, птицы исчезали. Будто кто-то предупреждал их об опасности. Так они и околачивались возле норковой фермы и зимой, и летом.
Сегодня день выдался пасмурный, небольшой ветерок посвистывал в крыше шеда. Ака скучала, ждала кормления и хозяйку. И едва та появилась, как Ака заметалась по клетке от радости и возбуждения.