Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
– Рад тобе, рад! – весело воскликнул великий князь. – Сам бы позвал тобя, да не хотел токмо утруждать тобя походом. Мыслил, и помоложе есть.
– Государь, – улыбаясь, возразил Мамырев, – не токмо яз, а и престарелый Бородатый возле тобя молодым деется!
Иван Васильевич милостиво протянул руку Мамыреву со словами:
– Помню, как три года назад ты мя обрадовал тетрадями Афанасия Никитина, который воротился из Индии и, мало до Смоленска не дошед, преставился. Царство ему Небесное!
– Купцы наши московские, – продолжал Мамырев, – тогда привезли мне тетради его из Литвы, и тогда же
– Помню все сие, – задумчиво произнес великий князь, вспоминая читанное им в записках Никитина. – Уразумел яз от Афанасья, мужа вельми умного и сведущего, что надобна нам прямая торговля с чужеземными странами без посредников. Им бы все пенки сымать, у всех барыши перехватывать!
Потом, обратясь к Ивану Ивановичу, добавил:
– Много в сем писании Афанасьевом есть дивного о землях заморских, любопытного вельми и учительного. Прочти, сынок. Государям-то некогда ездить в чужие края, а ведать о всем надобно им более других. Федор Василич, найди тетради сии в книгохранилище моем, принеси потом великому князю. Сей же часец передай изборник грамот новгородских и наших Василь Саввичу…
Кто-то постучал в дверь, и Саввушка, стремянный государя, отворив ее, почтительно впустил воеводу и наместника московского, двоюродного брата Ивана Васильевича князя Патрикеева, который входил к великому князю всегда без доклада.
Иван Юрьевич, помолясь на образа, молвил:
– Будь здрав, государь. По приказу твоему полки твои уж на площади, пред Михаилом-архангелом.
Великий князь встал ему навстречу.
– И ты будь здрав, – ответил ему Иван Васильевич и троекратно облобызался со своим родичем. – Присядь-ка на малое время, а ты, Василь Саввич, иди борзо к собе, дабы готову быть в путь. Снарядившись, спеши ко князю Федор Давыдычу, дабы он тобя при шатре устроил, который для дьяков наряжен со всеми нужными им письменными надобностями.
Дьяк Мамырев вышел, взяв изборник и прочие грамоты у Курицына.
Иван Васильевич продолжал:
– Вот вы все трое здесь, которые остаетесь на Москве меня вместо: ты, Иван Иваныч, великий князь московский; ты, князь Иван Юрьич, наместник мой, судья и воевода; ты, Федор Василич, мой дьяк, глава посольского приказа. – Великий князь подумал немного и, как всегда кратко и ясно, приказал: – Трое вы тут составьте с дьяками списки из боярских детей и прочих, наиболее разумных и годных к ратной службе. Пожалую им поместья, когда ворочусь на Москву. Вы же исчислите, сколь земли им дать, дабы добре кормились сами и крестьяне их, которым всем быть воями. Сим новым помещикам, сиречь дворянам, прикажите всем готовыми быть для рати. Все сие к возвращенью моему изделать.
Иван Васильевич замолчал, но, взглянув на князя Патрикеева, спросил:
– Был ты у старой государыни?
– Был, государь. Митрополит уж там…
– Ну, и нам пора, – сказал Иван Васильевич и пошел к дверям. Все двинулись следом за ним.
Войдя в покои Марьи Ярославны, оба государя приветствовали ее, а затем подошли к благословению владыки Геронтия. Примеру государей последовали сопровождавшие их.
Не садясь, Иван Васильевич сразу же обратился к матери:
– Тобя, государыня Марья Ярославна, и великого
Приняв благословение матери и простясь с ней, Иван Васильевич благословил сына, обнял и облобызал его троекратно.
– Помни, – сказал ему государь, – все наказы мои и чаще шли мне вестников.
Простился Иван Васильевич со всеми прочими и, уходя, спросил у князя Патрикеева:
– Известил ли ты Великий Новгород о поезде моем?
– На прошлой седмице, государь, оповестил, что едешь ты миром, токмо с полком своим.
– Добре, добре, Иван Юрьич, сей же часец гони к Новугороду гонца, пусть еще раз упредит господу и вече, что еду яз к ним миром.
Но до дверей не дойдя, великий князь снова подошел к матери и молвил:
– Челом тобе, государыня, бью: пригляди княгиню мою, ведь тяжела она…
Великая княгиня улыбнулась и, перекрестив сына, ласково проговорила:
– Будь покоен, пригляжу, авось Господь на сей раз сынка тобе даст. Иди с Богом, да поможет Он тобе милостью Своей…
Идя полутемными сенцами, вспомнил Иван Васильевич, сам не ведая почему, детство свое – прошло оно пред ним во мгновение ока. Вспомнились все близкие и дорогие, которые уж умерли; и соратники и слуги верные вспомнились – их тоже мало осталось. Думал великий князь и о новых верных слугах. Нужно было найти их и передать Ванюшеньке в помощь, чтобы он крепок на государстве был, Русь бы великую строил…
Взглянув вправо, увидел государь неожиданно дьяка Бородатого Степана Тимофеевича, выступившего ему навстречу.
– Прости, государь, что без зова и без доклада дошел, – волнуясь, начал дьяк вполголоса. – Доброхоты новгородские прислали гонца верного, который мне добре ведом. День и ночь он гнал на Москву. Бают доброхоты наши, получив от князя Патрикеева весть на седмице минувшей о приезде твоем миром, некие великие бояре зло на тя мыслить стали, как на отца твоего было в сем осином гнезде и на воеводу его Басенка. Бают доброхоты, не ездить бы лучше тобе, государь. Послать к ним собя вместо воевод знатных, князей Данилу Холмского, Стригу-Оболенского и Пестрого.
– Яз сам ведаю, что мне деять, – резко заметил Иван Васильевич, – указания их мне не надобны!
Великий князь хотел было двинуться далее, но Бородатый заступил путь ему и продолжал с мольбой и слезами:
– Бают доброхоты, что слуги некоих бояр, наиболее злых твоих ворогов, ищут злодеев среди голытьбы кабацкой, которые убить могли бы. Ищут и такое дело, где бы на пиру отравы тобе дать. Молю тя, государь, не езди сам. Ведь без тобя государству-то не быть!
Страх и тревога старого слуги тронули великого князя.