Вольному – воля
Шрифт:
– А ты не мужик, по ходу, да. Ты из блатных.
Ролан удивленно повел бровью. Он был в робе, руки держал за спиной, чтобы у красавчика и в мыслях не было протянуть ему свою пятерню для знакомства. И надо было обладать определенным опытом и чутьем, чтобы определить в нем человека, некогда исповедовавшего воровской образ жизни.
– Еще что скажешь? – угрюмо изрек он.
– А то, что я правильный арестант и коситься на меня не надо.
– А если мысли всякие в голову лезут? – небрежно хмыкнул Ролан.
– Сами по себе? – с насмешливым прищуром спросил парень.
– Сами
– Значит, вакуума в голове много, если лезут.
– Ты за базаром следи, – нахохлился Ролан.
– А ты глупости из головы выбрось, тогда как люди говорить будем.
– О чем нам с тобой говорить? Или ты смотрящий на этой хате?
– Пока нет, а там поглядим. Смотрящий сейчас на промке, а вам, братва, располагаться надо. У нас тут как раз шконки освободились...
– Вижу.
Ролан бросил скатку и хабар на свободную шконку поближе к окну. Мужики заняли еще две из тех, что были подальше от двери. У брюнета никто ничего не спрашивал. Он хоть и назвался правильным арестантом, но его мнение никого не волновало.
Ролан молча расстелил матрас, заправил постель. И лег поверх одеяла.
– У нас так не принято, – с осуждением глянул на него брюнет.
Ролан молча отмахнулся от него как от назойливой мухи.
– Не, я серьезно. У нас распорядок – на койках только после отбоя.
– А ты что, пойдешь куму застучишь? – ухмыльнулся Ролан.
– Я бы на твоем месте не борзел. У нас тут очень строго. Чуть что не так, в кондей, а там на завтрак – плесень со стен. Тебе туда лучше не попадать...
– А тебе?
– Да я был там пару раз, и ничего. А у тебя со здоровьем проблемы, да? С головой что-то, да?
Ролан поморщился, как будто под нос ватку с нашатырем сунули. Череп с правой стороны у него деформирован, и короткая стрижка никак не способствовала тому, чтобы скрыть этот недостаток.
– Не твое дело.
– Ты извини, если на больную мозоль наступил...
– Соскочил бы ты с этой мозоли, а? Не в падлу сказать, и без тебя тошно.
– Зачем так грубо? – не унимался парень. – Я к тебе по-доброму, а ты рычишь. Нельзя так... И со шконки встань. На табурет сядь. Надо так. Я за порядком здесь слежу, мне отвечать...
– Да заткнешься ты, наконец!
В душе Ролан понимал, что нельзя ему идти на конфликт с дневальным. Но измочаленная долгими мытарствами подкорка вибрировала от раздражения так, что слетали с резьбы болты. Не должен он был давать волю своим эмоциям, но сил сдержаться не было.
– Ухожу, ухожу. Только со шконки встань.
Брюнет и сам должен был понимать, что Ролан дошел до крайней точки кипения. Ему бы отойти в сторону, чтобы не доводить его до греха. Но нет, продолжает злить.
– Встаю!
Ролан соскочил с койки только для того, чтобы проучить надоедливого дневального. Дать в лоб, – глядишь, и угомонится.
Но вышло так, что брюнет сам наказал его. Ролан и сам не понял, как оказался на шконке, скрюченный от боли после молниеносного удара в солнечное сплетение. Никак не думал он, что его противник способен на столь мудреный финт.
Он должен был подняться, чтобы возобновить сорванную
– Ты полежи немного, успокойся, – насмешливо сказал брюнет.
Сам он был совершенно спокоен. И его ничуть не смущало присутствие в камере двух мужиков, с которыми Ролан заехал в камеру. Он совершенно не боялся их, хотя бы потому, что знал – на помощь своему товарищу они не придут. Что в тюрьме, что в зоне – везде каждый за себя...
– А потом вставай, на табурете посидишь.
Ролан слышал, как заскрипели кроватные пружины. Это мужики перебрались со шконок на табуретки. Им вовсе не улыбалась постигшая его самого участь.
– Ты меня понял? – спросил парень.
Ответить на этот в общем-то риторический вопрос значило признать свою слабость. Поэтому Ролан промолчал.
– Не понял. Но со шконки ты все равно встанешь...
Брюнет снова взялся за тряпку и не остановился до тех пор, пока не домыл весь пол. Он делал это с таким чувством, будто не было на свете большей радости, чем наводить марафет в тюремной камере. И даже мужиков не пытался припахать, хотя мог.
Боль отступила, но Ролан так и остался лежать на койке. Поднялся, когда брюнет снова подступил к нему, но снова только для того, чтобы атаковать его. Не той он породы человек, чтобы сдаваться без боя. Встал в стойку. Но парень лишь усмехнулся.
– Знаю, ты в рукопашке кое-что сечешь. Но против моего лучше не пробуй. Я карате с двух лет занимаюсь, у меня реально третий дан...
Третий дан в карате – показатель более чем серьезный. Ролан действительно был дока в рукопашном бою, но против мастера такого уровня ему не потянуть.
– Да хоть сто шестой, – зло, сквозь зубы процедил он.
– Нет сто шестого, есть только девятый... Не будь дураком, – понизив голос, сказал парень.
И многозначительно повел головой в сторону притихших мужиков. Дескать, не надо срамиться перед ними, лучше остановись, пока не поздно. А взгляд у него спокойный, охлаждающий. Но, увы, это не остудило пыл Ролана. И он все-таки решился...
В этот раз он приходил в себя не меньше часа. Но лежал не на шконке, а на полу, не в силах подняться. Красавчик брюнет провел против него все тот же удар, все в ту же болевую точку, но с более серьезными для Ролана последствиями. Теперь у него не оставалось никаких сомнений в том, что он имел дело с настоящим мастером рукопашного боя. Больше желания проверить его на прочность не возникало.
А брюнет и не стремился добить его. Присел рядом с ним на табурет и давай увещевать.
– Да ты не переживай, брат, здесь все знают, что против меня приема нет. Мне даже кличку такую хотели дать – Лом. Типа против лома нет приема. Но прижилась другая – Красавчик. А так меня Дима зовут, фамилия совсем безобидная – Бабочкин... И я сам, как бабочка, порхаю, знаешь ли... – задумавшись, начал было Красавчик. Но, спохватившись, изменил тему: – Я сам из Гачкина, городок такой под Черноземском есть. Маленький такой, ты не знаешь...