Вольные стрелки
Шрифт:
Опечаленные смертью солдата и пристыженные тем, что причиной ее была наша неосторожность, мы отвернулись от города и хотели уже спуститься с холма, когда наше внимание привлек свист ракеты.
Эта ракета взвилась из чапарраля, росшего в четверти мили за нашим лагерем. Не успела еще она достигнуть высшей точки, как с Пуэрто-Нуэво пустили ответную ракету.
В ту же секунду какой-то всадник выскочил из чащи и погнал коня на крутой холм. После трех-четырех отчаянных попыток великолепный мустанг, проваливаясь в песок, добрался до вершины, где лежал труп часового.
Тут
Мы приняли его за американского офицера и, не понимая, кто из нас мог бы скакать на коне в такой час, молча глядели и ждали, что будет.
– Клянусь честью, это мексиканец, - проговорил Твинг, когда яркий луч луны ясно осветил ранчеро.
Не успели мы пошевелиться, как странный наездник резко повернул влево и, выхватив пистолет, выстрелил прямо в нашу группу, а затем дал коню шпоры и поскакал в глубокий овраг.
– Болваны американские!
– бросил он нам через плечо, спустившись с холма.
В ответ раздалось несколько выстрелов; но прежде чем мы успели опомниться от вызванного этой невероятной дерзостью изумления, всадник уже успел удрать.
Через несколько минут мы увидели его у стен города. Черное пятно лошади отчетливо выделялось на белой песчаной равнине. До нас донесся скрип тяжелых ворот Пуэрто-Нуэво, открывшихся перед смельчаком и снова закрывшихся за ним... Его выстрелом никто из нас ранен не был. Спускаясь с холма, многие из нас скрипели зубами от злости.
– Вы узнали этот голос, капитан?
– прошептал мне Клейли, когда мы вернулись в лагерь.
– Да.
– Значит, по-вашему, это...
– Дюброск!..
Глава VIII
МАЙОР БЛОССОМ
У входа в свою палатку я застал верхового ординарца.
– От генерала, - сказал он, беря под козырек и протягивая мне запечатанный пакет. Затем он, не дожидаясь, ответа, вскочил в седло и ускакал. Я с радостью взломал печать:
"Командиру роты вольных стрелков, капитану Галлеру.
Сэр, предлагаю вам завтра в четыре часа утра явиться с пятьюдесятью стрелками к майору Блоссому".
– А, старый Блос!
– сказал Клейли, заглядывая в приказ.
– Наверно, фуражировка какая-нибудь...
– Все-таки лучше позиций. Надоели они мне до смерти.
– Если бы еще был не Блоссом, а кто-нибудь другой, - ну, хотя бы Даниэльс, - то мы бы могли рассчитывать на любопытную работу. Но ведь этот старый кит еле взбирается в седло... Нет, скверно!..
– Ну, в неизвестности я останусь недолго. Велите, пожалуйста, сержанту собрать людей к четырем часам утра.
И я поспешил разыскать палатку Блоссома, которую и нашел в каучуковой роще, недосягаемой даже для самых крупных орудий Вера-Круца. Сам майор восседал в широком кресле красного дерева, "позаимствованном" с одного из соседних ранчо. Быть может, кресло это никогда не заполнялось так плотно, как заполнил его своим обширным туловищем теперешний владелец.
Попытка дать подробное описание майора Блоссома была бы совершенно безнадежна. На это потребовалась бы целая глава.
Чтобы дать читателю некоторое представление о майоре, лучше всего будет просто сказать, что это был крупный, толстый и красный человек, известный среди офицеров под кличкой "ругателя". Никто во всей армии так крепко не любил удобства, как майор Блоссом, и никто в армии так крепко не ненавидел всяческие неудобства, как тот же майор Джордж Блоссом. Он ненавидел мексиканцев, москитов, простых и крупных, скорпионов, змей и всех прочих нарушителей своего покоя и комфорта, а "высокий стиль", в каком он выражался обо всех этих своих врагах, обеспечил бы ему завидное положение в любой разбойничьей шайке.
Майор Блоссом был квартирмейстером во всех смыслах этого слова, ибо ни одному человеку во всей армии, не исключая и самого главнокомандующего, не требовалось такой обширной квартиры, как толстому майору. И если многие более храбрые и опытные офицеры были ограничены уставными двадцатью пятью фунтами багажа, то личный багаж майора Блоссома, включая и его собственную особу, занимал целый обоз...
Когда я вошел в палатку майора, он сидел как раз за ужином. Накрытый перед ним стол резко контрастировал со всей той пищей, которой жила остальная армия.
Здесь не было ни пайковой свинины, скрипящей на зубах песком, ни заплесневелых сухарей. На дне майорской чашки кофе не оставалось ни песка, ни камешков. Нет, дело обстояло как раз наоборот.
Блюдо семги, половина холодной индейки, нарезанный тонкими ломтиками язык и нежная ветчина - таков был ужин майора. Изящный французский кофейник с чистейшим мокка сверкал на столе, и майор время от времени наполнял из него свою чашку. Тут же, с правой руки, стояла бутылка водки, тоже помогавшая квартирмейстеру справляться со своей порцией.
– Майор Блоссом, если не ошибаюсь?
– сказал я.
– Это я, - произнес майор между двумя глотками. Ответ был так отрывист, что показался мне одним слогом.
– Я получил приказ явиться в ваше распоряжение, сэр!
– Ах, плохо дело! Плохо дело!
– воскликнул майор и, конечно, прибавил крепкое словцо.
– Почему же, сэр?
– Скверное дело, опасная работа! Не могу понять, почему это посылают именно меня.
– Я пришел, майор, узнать, какая работа нам предстоит, чтобы отдать соответствующие распоряжения своим людям.
– Работа очень опасная.
– В самом деле?
– В каждом кусте - тысячи отчаянных головорезов. Им придушить человека все равно, что плюнуть. Эти желтые черти хуже, чем...
– и майор-ругатель снова пробормотал нечто неудобопроизносимое.
– Не могу понять, почему они выбрали именно меня! Ведь есть и Майерс, и Вэйн, и Вуд, и все они по объему вдвое меньше меня. Есть, наконец, это воронье пугало Аллен... Но нет, генерал непременно хочет, чтобы убит был я! И к чему посылать меня на расстрел в чапарраль, когда я и так скоро издохну от этих поганых сороконожек? Чтоб этому чапарралю...
– И майор еще раз разразился совершенно непередаваемым букетом.