Володя Ульянов

Книгу «Володя Ульянов» написал двоюродный брат В. И. Ленина — Николай Иванович Веретенников.

Книга рисует образ юного Ленина. В детстве Н. И. Веретенников дружил с В. И. Лениным, вместе они проводили каникулы, вместе играли.

Н. И. Веретенников родился в 1871 году в Саратове, окончил Казанский университет и многие годы преподавал физику и математику.

После Великой Октябрьской социалистической революции И. И. Веретенников отдал

При активном участии Н. И. Веретенникова были созданы музеи В. И. Ленина в Казани и в деревне Кокушкине.

Книга «Володя Ульянов» неоднократно издавалась и переведена на многие языки.

Н. И. Веретенников умер 31 марта 1955 года.

Расскажу вам о том далеком времени, когда наш великий вождь Владимир Ильич Ленин был мальчиком.

На мою долю выпало исключительное счастье: я был свидетелем детства и юности Владимира Ильича и разделял с ним игры и развлечения. Его мать, Мария Александровна Ульянова, и моя мать — родные сестры.

Володя Ульянов родился и жил до окончания гимназии в Симбирске, на Волге. Теперь этот город называется Ульяновск.

Каждое лето семья Ульяновых приезжала в деревню Кокушкино. Туда же приезжала на лето из Казани и вся наша семья.

Много лет прошло с тех пор, но воспоминания о Володе так свежи, так ярки, что кажется, точно это было только вчера.

Я ясно представляю себе невысокого, коренастого мальчика со светлыми, слегка вьющимися, необыкновенно мягкими волосами над выпуклым лбом; с искрящимися, порой лукаво прищуренными карими глазами; смелого, энергичного, очень живого, но без суетливости, резвого иногда до резкости, никогда, однако, не переходившей в грубость.

Таков был Володя в те далекие дни. Он был разговорчив, но далеко не болтлив, наблюдателен, чрезвычайно остроумен и так находчив, что не терялся никогда и ни при каких обстоятельствах.

Как-то весной собралась мама в Симбирск, к тете Маше, и обещала взять меня с собой в гости к Володе. Ему было тогда лет десять — одиннадцать, а мне — на одиннадцать месяцев меньше.

Трудно передать, как я обрадовался, что увижу Володю. Я был прямо в восторге.

А старшие братья и сестры поддразнивали меня.

— Вот поедешь повидаться с Володей, — говорили они, — зато летом он уже не приедет в Кокушкино.

Я не был плаксой, но тут разревелся и решительно отнимался от соблазнительной, первой в жизни поездки на пароходе и кратковременного пребывания в Симбирске, лишь бы не лишиться летом общества Володи в Кокушкине.

Только когда вмешалась мама и дала обещание, что наша поездка не помешает приезду Володи на каникулы, я успокоился.

В Симбирске Володя встретил меня очень радушно. Бегали мы во дворе и в саду, играли в пятнашки, горелки и черную палочку, но больше всего мне понравилась игра и солдатики. Володя сам вырезал их из бумаги и раскрашивал цветными карандашами. Было две армии: одна у Володи, другая у его младшего брата, Мити.

Солдатики стояли благодаря отогнутой у ног полоске бумаги. Размер этой полоски был строго установлен — одинаковый в обеих армиях, но различный для солдат и генералов. У последних полоски были шире, и поэтому они были более устойчивы. Армии строились в боевом порядке по краям большого стола, и начинался бой.

Стреляли горошинами, щелкая их пальцами. Бойцам, но падавшим от удара горошиной, выдавались ордена, разрисованные Володей. Чтобы позабавить меня и подразнить братишку, Володя незаметно для Мити острым гвоздиком прикалывал у некоторых солдатиков подставки к полу. Эти воины от ударов горошины легко сгибались, но не падали, а Митины солдаты и даже генералы валились. Это очень удивляло Митю. Он не догадывался о шутке брата и невероятно горячился, настойчиво стараясь сбить именно этих несокрушимых воинов.

Еще зимой, в письмах, мы выясняли, когда и кто из Ульяновых приедет летом в Кокушкино. В Симбирске тогда жили и мой старший брат — преподаватель гимназии, и сестра — учительница городской школы.

Я переписывался с Володей и очень стыдился своего плохого почерка. Володя советовал мне взять себя в руки и исправить почерк. Я нисколько не сомневаюсь, что на моем месте Володя так и поступил бы и никакие трудности его не остановили бы.

Ульяновы приезжали в Кокушкино каждое лето, но иногда не все вместе.

Отец Володи, Илья Николаевич, был директором народных училищ. Нередко случалось, что он то задерживался дольше в Симбирске, то отлучался из Кокушкина в Казань на день — два по делам службы.

Обычно к приезду Ульяновых мы были уже в деревне. Семья у нас была большая. Моя мать работала стенографисткой, и если работа ей позволяла, то, как только у нас, младших, кончались занятия и начинались каникулы, мы переселялись в Кокушкино; в Казани оставалась только старшая сестра Люба, служившая на телеграфе.

Ехать надо было на лошадях. Еще накануне отъезда, бывало, бежишь во двор посмотреть, тут ли ямщики, и вертишься возле лошадей, сгорая от нетерпения.

Илья Николаевич и тетя Маша с детьми, приехав из Симбирска на пароходе, останавливались у нас в Казани и затем уже на лошадях отправлялись в Кокушкино. Ни в Казани, ни в Симбирске железной дороги тогда не было.

Володя садился обычно на козлы и шутил с ямщиком:

— А что, дядя Ефим, был бы кнут, а лошади пойдут?

Он вообще любил шутки, и крестьяне называли его «забавником».

Один ямщик нюхал табак. Его спрашивают:

— Зачем нюхаешь?

— Это, — отвечает ямщик, указывая на тавлинку [1] с нюхательным табаком, — мозги прочищает.

Так как за понюшкой следует чиханье, то Володя говорил одно время, услышав какую-нибудь глупость: «чихни», то есть прочисть мозги.

Мы знали всегда заранее день, когда должны были приехать Ульяновы в Кокушкино, и старались угадать час их приезда. Целым обществом отправлялись пешком встречать их километра за два, на перекресток, к постоялому дворику. Иной раз мы не угадывали время приезда и выходили два — три раза в день. Встретив, всей компанией, радостные и веселые, возвращались домой.