Вологодская свадьба
Шрифт:
— За такую невесту можно и больше вырядить.
— Жених-то ведь не колхозник, раскошелится.
— За тридевять земель увозят, да чтобы за так!
— Только уступать не надо!
— Это какой дружка попадется. Ежели вроде нашего Генки, так с него голову снимешь, а он все равно зубы заговорит.
Пришел гармонист — паренек лет восемнадцати. Ему подали стакан пива, он немедля уселся на скамью и деловито заиграл. Так же деловито девушки запели первые частушки, которые должны были разжалобить невесту, помочь ей плакать. Начиналась так называемая вечеринка.
ЯВ самом углу, за спинами девушек, за разноцветными кофтами и сарафанами, укрылась невеста, счастливая, розовощекая, круглолицая, — ей пора плакать, а она никак не может начать. Рядом с ней сидит ее двоюродная сестра Вера, приготовившая платок и фартук свой, чтобы утирать слезы невесте, расставившая даже колени, на которые Галя должна падать лицом вниз. А невеста все не плачет.
— Плачь, плачь! — уговаривает ее Вера.
Признаюсь, я подумал, что Галя стесняется меня, и уже собирался выйти из кухни. Но вот наконец она решилась, всхлипнула, подала голос. Гармонист, склонив голову, поднажал на басы, девушки запели громче:
Запросватали меня И богу помолилися. У меня на белый фартук Слезы повалилися. Сидит тятенька на стуле, Разливает чай с вином, Пропивает мою голову Навеки в чужой дом.Галя плакала плохо, вскрикивала фальшиво, и тогда на выручку ей пришла молодица, жена брата. Она пробилась в угол и с ходу взяла такую высокую ноту, так взвизгнула, прижав голову золовки–невесты к своей груди, что все вздрогнули. А девушки подхватили ее крик и запели частушки, более подходившие к судьбе этой молодки:
Не ходи, товарка, замуж За немилого дружка, Лучше в реченьку скатиться Со крутого бережка. Не ходи, товарка, замуж, Замужем неловко жить; С половицы на другую Не дают переступить.Дела сразу пошли лучше: по–серьезному разжалобилась и завыла невеста, хотя лицо ее от слез только больше разгорелось, начали прикрывать глаза платками ее товарки, в голос заревели вдовы. Даже я едва сдерживал слезы: так получалось все естественно и горестно.
Но для матери, Марии Герасимовны, все было мало. Она привела причитальницу–плакальщицу, соседку Наталью Семеновну. Гармонист перестал играть, девушки затихли, когда вошла в куть эта черноглазая, с тонкими чертами лица, старая, но и сейчас еще красивая, несогнувшаяся женщина.
— Давай–ко, Наташа, помоги! — попросила ее Мария Герасимовна.
— А чего это вы коротышки поете? — с упреком обратилась ко всем Наталья Семеновна. —
Никакой красоты в доме Марии Герасимовны не было: мать и дочь бегали как угорелые, чтобы все приготовить к приезду жениха и новых гостей как следно быть. Не до волокнистых песен было, не до свадебных обрядов.
— Тогда уж давайте и красоты немного прихватим, — решила Наталья Семеновна. — Может, кто подтянет? Или нет?
— Подтянем! — неуверенно отвечали ей. — Ты только запой.
Мария Герасимовна поднесла старушке стакан пива:
— Прочисти горлышко-то, Наташа, легче запоется. Наталья Семеновна выпила пиво, вытерла губы тыльной стороной ладони и запела печально, волокнисто:
Солнышко закатается, дивьёй век коротается. Дивьёй век коротается, да пошел день на вечер. И пошел день на вечер, да прошел век девичьей. И да прошел век девичьей, да прошло девичьёё житьё. И прошло девичьёё житьё, все хожёньё да гулянье. Отходила я да отгуляла летом по шелковой траве, И летом по шелковой траве, зимой по белому снегу.Казалось, изба стала просторнее, потолок поднялся, а сарафаны да кофты запестрели еще ярче.
Голос у Натальи Семеновны высокий, чистый, не старушечий, пела она неторопливо, старательно, без робости: просто делала нужное людям дело, из-за чего же тут робеть?
Девушки начали подтягивать ей, но вряд ли хоть одна из девушек знала эти старинные свадебные причеты. Подтягивать было легко, потому что каждый стих (строка) причета исполнялся дважды, вернее, окончание каждого стиха переходило в начало стиха следующего, и так без конца.
По этой же причине и записывать причеты с голоса было нетрудно, что я и сделал.
— Приставайте, приставайте, девки! — говорила время от времени Наталья Семеновна. — Подхватывайте! — И сама продолжала петь.
Невеста перестала плакать, она, должно быть, просто забыла о себе, растерялась, настолько необычными показались Натальины плачи после немудрых жалостливых коротышек под гармошку.
Колокольчики сбрякали, да сердечико дрогнуло. И да сердечико дрогнуло, ретивое приодрoгнуло. И ретивое приодрoгнуло, да не вё–ошняя вода, И да не вешняя вода под гору разливалася, И да под гору разливалася, подворотни вымывала…