Волосы Вероники
Шрифт:
Теперь стоило лишь Веронике пойти на кухню, как Варя бросала телевизор или книгу и шла за ней. Надев фартуки, они вдвоем готовили обед, на ходу изобретая новые блюда.
Как-то я пришел с работы домой и увидел такую картину: Вероника с распущенными до пояса волосами сидела на стуле, а вокруг нее с огромным гребнем и щеткой суетилась Варя. Все лицо Вероники спряталось в черных с глянцевитым блеском волосах. Варе явно доставляло удовольствие дотрагиваться до удивительных волос Вероники. Я и сам любил запускать в их густые непроходимые дебри пальцы и ощущать их электрическое тепло. Вероника уже давно не носила шапку. Когда она шла по улице, даже женщины оглядывались, такие волосы, как у Вероники, не часто встретишь, но и
— Па, где мы встречаемся? — ленивым голосом осведомилась Варя.
— Разве мы должны были где-то встретиться? — не сразу сообразив в чем дело, пробормотал я.
— Не темни, Шувалов, — засмеялась дочь. — Мы сегодня в ресторан идем, я хотела уточнить, в какой?
Это на Веронику похоже! Не посоветовавшись со мной, пригласила Варю…
— В семь у Думы, — сказал я.
— Ты не оригинален, — заметила дочь. — Все у Думы встречаются. Еще со времен шарлатана Григория Распутина…
— Может, Гоголя? Или Пушкина? — съязвил я. — Почему именно Распутин?
— Я читаю «Двадцать три ступени вниз», — сообщила Варя. — Там есть и про Распутина… Да-а, ты, кажется, недоволен? Я могу и дома посидеть…
— Я прыгаю от радости! — жизнерадостно воскликнул я. — Правда, Варька, это здорово, поужинаем все вместе, потанцуем…
— Тоже мне танцор! — засмеялась она. — Не стыдно? С молодыми женщинами идешь в ресторан, а сам танцевать не умеешь!
— Не опаздывай, — сказал я и повесил трубку.
В ресторане все было, как я и предполагал: душераздирающе грохотал, выл, визжал оркестр электроинструментов, высокая белокурая певица в длинном, до пят, в серебряных блестках платье пыталась со своим слабым голосом пробиться сквозь дикую какофонию, но ее почти не слышали. Странно, но Вероника и Варя, казалось, не замечали всего этого, они были оживлены, охотно откликались на приглашения мужчин, которые, вежливо испросив у меня разрешения, приглашали моих дам. А мне оставалось одному сидеть за квадратным столом, покрытым накрахмаленной, будто жестяной скатертью, и смотреть на них.
В «Европейский» мы не попали, там в этот вечер обслуживали только туристов и членов конгресса защиты мира. К лацканам пиджаков гостей были приколоты розовые карточки с голубем мира Пикассо. У нас таких карточек, разумеется, не было, и мы отправились, как я и предполагал, в «Садко». Солидный, в желтых галунах, швейцар не сразу нас пропустил: долго рассматривал, что-то бурчал себе под нос, потом выдавил из себя, что в малом зале, кажется, есть один свободный столик.
— Порядка не знаешь, па, — сказала Варя. — Надо было ему рублик в клюв сунуть.
— Специалистка! — усмехнулся я. — «Рублик в клюв!» Где ты нахваталась?
— Все жить хотят, — философски ответила Варя. — Таксисту ты оставил сдачу? Почему же швейцара обижаешь? Официанту можешь не давать, он сам тебя обсчитает…
Отвык
Вероника танцевала с пожилым черноглазым гражданином. У него красные мясистые губы, мягкий подбородок, большой опущенный книзу нос. На среднем пальце золотой перстень с монограммой. Гражданин выделывал вокруг Вероники замысловатые па, приседал, отскакивал в сторону и снова возвращался этаким кандибобером. Я не очень хорошо разбирался в современных танцах, но, судя по всему, он танцевал неплохо. Волосы Вероники толстыми жгутами, наподобие смотанного в бухту корабельного каната, были красиво уложены. Глядя на Веронику, никогда не подумаешь, что у нее дочь шестилетняя, — девчонка и девчонка. Стройная, с узкой талией, она танцевала с удовольствием. Гражданин ловил ее взгляд, чувственные губы его расползались в широкую улыбку. Он пытался прижаться к ней, но Вероника держала его на расстоянии.
Варя второй танец подряд отплясывала с двухметровым парнем в голубом костюме и огромных красных туфлях на каучуковой подошве. Моя дочь не ломала голову над тем, что бы ей надеть на себя в ресторан: как была с утра в потертых джинсах и черной рубашке с карманчиками, так и пришла. Впрочем, и другие юноши и девушки, сидевшие за соседним столом, были одеты почти так же. Помнится, было время, когда вечером не пускали в приличный ресторан без костюма и галстука.
Я залюбовался дочерью. Танцевала она виртуозно. И Вероника танцевала хорошо, но до Вари ей было далеко. С невозмутимым лицом в такт этой сумасшедшей музыке она приседала, изгибалась то в одну, то в другую сторону, иногда казалось, что она опрокинется. Рядом с громадным парнем — он танцевал вяло, в основном стоял на одном месте и переступал с одной ноги на другую — Варя не казалась маленькой. Может, за год, что мы вместе, еще подросла?
— Ты знаешь этого парня? — спросил я дочь, когда верзила отошел.
— Один старый знакомый, — небрежно ответила она. — Баскетболист.
Я молча уставился на Варю.
— Да-да, он из одной команды с… — она запнулась, по-видимому не зная, как назвать Боровикова, и с досадой закончила — Он играет в сборной города.
— Чего ты злишься? — миролюбиво спросил я.
— С чего ты взял? Мне очень весело! — Варя неестественно громко рассмеялась.
Вероника бросила на нее удивленный взгляд, потом посмотрела на меня.
— Тебе завидно, что мы танцуем, Георгий? Мой партнер, кстати он работает на телевидении, уже назначил мне свидание…
— У Думы? — напустив на себя равнодушный вид, поинтересовался я.
— На площади Декабристов, у памятника Петру Первому, — рассмеялась Вероника.
— Терпи, па, — сказала Варя. — Таков удел нетанцующих… У них всегда отбивают женщин.
Грохнула музыка. Я пожалел, что не взял ваты: заткнул бы уши и ничего не слышал! В таком случае надо было бы и глаза закрыть, чтобы ничего не видеть… К нашему столу вразвалку направлялся губастый в кожаном пиджаке. Небрежно глянув на меня и пробурчав: «Вы не возражаете?», он потянулся к Веронике.
— Возражаю, гражданин, — сказал я.
Глядя на меня, он оторопело захлопал глазами, вислый нос у него вдруг начал краснеть, видно было, что телевизионщик уже навеселе.
— Тогда можно вас? — взглянул он на Варю.
— Ни в коем случае, — заявил я.
Вероника и Варя сначала удивленно уставились на меня, потом их стал смех разбирать. Очень уж был потешный вид у гражданина в кожаном пиджаке. Он явно не ожидал такого решительного отпора и не знал, что ему делать. Просто вот так повернуться и уйти, видно, подогретая вином амбиция не позволяла.