Волосы Вероники
Шрифт:
— Это Леня Боровиков — известный баскетболист.
Я продолжал молчать, баскетболом я не интересовался и Боровикова не знал.
— Старый знакомый… — прибавила Оля.
— Ты тоже спортом увлекалась? — спросил я.
— Скорее, спортсменами… — рассмеялась она.
Ее тон не понравился мне, показался несколько вульгарным. Да и от баскетболиста я не остался в восорге, хотя должен был признать, что парень внешне интересный.
До встречи с ним Оля была совсем другой, а вот стоило ей мельком соприкоснуться со своим… прошлым, и она изменилась. Будто баскетболист Боровиков оставил на ней невидимый налет чего-то чуждого мне, неприятного.
— У
— Много знакомых — это хорошо, — с фальшивым подъемом сказал я. — Это просто замечательно!..
Рассчитавшись, мы встали из-за стола. Я снова увидел известного баскетболиста: он и еще трое таких же рослых парней и несколько девушек стояли возле «Жигулей» и смотрели на нас. Одна из девушек помахала Оле рукой в кожаной перчатке. Оля улыбнулась и кивнула в ответ. Баскетболисты курили и о чем-то толковали. У Боровикова была мрачная, недовольная физиономия. Ветер трепал его светлые волосы, на пальце поблескивал золотой перстень. На нем была коротенькая кожаная куртка. Выглядел он весьма внушительно. Я поймал его упрямый взгляд, мне показалось, что губы его шевельнулись в недоброй усмешке. Я тогда еще не догадывался, что мне придется не раз столкнуться с Леней Боровиковым на узкой дорожке…
И снова мы мчимся по шоссе. Теперь залив совсем приблизился к обочине, видно, как невысокие свинцовые волны набегают на песчаный пляж. По желтому песку, на котором лежали днищами кверху разноцветные лодки, бродили отдыхающие. Комочками снега белели на влажных валунах нахохлившиеся чайки. Меж стволов кряжистых сосен и елей виднелись машины. У некоторых распахнуты дверцы, подняты капоты. Выбрав более-менее пустынное место, я свернул к заливу, под колесами, вдавливаясь в песок, запищали сосновые и еловые шишки, нижние ветви молодых елок захлестали в бока машины. На голом далеко торчащем в сторону суке сидела в сером фраке ворона и, поворачивая черную голову, смотрела на нас, наверное, точь-в-точь так же, как я смотрел в ресторане на уводящего от меня Олю баскетболиста.
Ветер гнал по яркому голубому небу с открывающегося вширь и вдаль залива рваные облака, мелкие волны лизали крупчатый песок и с гусиным шипением отползали назад, На мокром песке поблескивали расколотые раковины. На горизонте, где вода сливалась с небом, смутно маячил белый пароход, из широкой трубы далеко растянулся скрученный ветром в спираль дым. Сосны с нарастающим гулом шумели над головой, при особенно резком порыве ветра, будто золотой дождь, на головы сыпались сухие иголки.
Мы брели по влажному песку, оставляя отчетливые следы. Хотя солнце и освещало все окрест и воды залива сверкали и переливались, было прохладно. Это ветер гнал с моря холод. Я наступил на створку раковины, и она неприятно хрустнула, будто яйцо раздавил.
— Шувалов, ну что ты нос повесил? — обернула ко мне улыбающееся лицо Оля — она шла впереди. — Если тебе не понравилось, что ко мне подошел Леня Боровиков, то нам лучше больше не встречаться; я тебе повторяю, у меня в Ленинграде много знакомых…
— Спортсменов?
— Не только спортсменов.
— Я просто счастлив, что ты такая общительная…
— Я ведь, дорогой, к тебе не с неба свалилась. Почему же ты меня не спросишь, как я жила?
— Зачем? — сказал я. — У всех много чего в жизни бывало, но не обязательно об этом рассказывать.
— Он ухаживал за мной…
— Я так и понял.
— Он ни одной красивой девушки не пропускает… К моим подружкам
— Супермен, — сказал я.
— Он пьяный очень дурной, — продолжала Оля. — Однажды в ресторане «Баку» устроил скандал: избил официантов, метрдотеля… Я с подружками через кухню убежала.
— Ну его к черту, — сказал я.
Когда волны набегают с залива, особенно в шторм, они выбрасывают на берег разный мусор: осклизлые доски от разбитых лодок, пенопластовые поплавки промысловых сетей с отверстиями в середине, бутылки, зеленые бугристые щупальца морских водорослей, консервные банки.
— Шувалов, я хочу замуж, — вдруг сказала Оля.
— За чем же дело? — пробормотал я.
— Кажется, не уродка, а вот замуж никто девку не берет, — проговорила Оля.
— А если я тебе сделаю предложение — пойдешь?
— Не торопись, Шувалов…
Я уже привык, что она называет меня по фамилии, и не обижался, хотя поначалу это меня коробило.
— У меня был один парень…
— Леня Боровиков? — ввернул я.
— Еще до него…
— Сколько же их было? — не удержался и язвительно спросил я.
— Не считала, — улыбнулась она. — Но вот какая штука, как дело доходит до женитьбы, мои дружки от ворот поворот… Так вот тот парень, о котором я рассказываю, очень любил меня. Мы познакомились, когда я училась на втором курсе. Вместе ездили каждое лето в Сочи, он даже снял для нас квартиру в Купчино, все шло уже к венцу, а потом вдруг мы расстались. Навсегда.
— Вдруг… — сказал я. — Что же было за этим «вдруг»?
— То же самое, что сегодня в ресторане «Олень», — продолжала она. — Мы сидели с ним в одной компании, уже заявления во Дворец бракосочетания были поданы… Я вышла к подружкам на кухню, а мужчины остались в комнате. Мой-то Генрих никого из этой компании не знал, кроме Милы Ципиной…
— Замечательная у тебя подружка! — подковыр нул я.
— Какая есть, — отрезала она. — Ну и один кретин возьми да и ляпни в присутствии Генриха: «Сколько у меня было девиц, но лучше Олечки Журавлевой не встречал!..» Генрих устроил мне скандал, забрал назад заявление.
— Из-за этого? — удивился я.
— Если бы это было в первый раз, — вздохнула Оля. — Я всегда считала, что женщины — болтушки, оказывается, у мужчин тоже длинный язык!
Оля не переставала удивлять меня: она невозмутимо говорила такие вещи, о которых любая на ее месте помалкивала бы! Я бы даже сказал, наговаривала на себя, как будто ей это доставляло удовольствие. Послушаешь ее, можно подумать, что она отдается кому попало направо и налево!
— Дурак был твой Генрих, — помолчав, сказал я.
— Он потом одумался, снова стал уговаривать меня подать заявление, но я не согласилась, — сказала Оля.
— Почему же?
— Зачем мне замуж выходить за дурака? — рассме ялась она.
— Хорошо, а если бы он тогда не возмутился, вы поженились бы?
— Конечно! Он мне тоже нравился.
— А сейчас?
— Я ведь сказала тебе, что порвала с ним навсегда. Был бы умный, он бы сразу это понял, а он с полгода меня преследовал. И что же? Я стала его ненавидеть. Пока я была с ним, я ни разу ему не изменила, хотя бывала без него в компаниях и даже ездила с парнями в Прибалтику. Я не умею разбрасываться, Шувалов. Могу быть только с тем, кто мне нравится. Разве ты этого не понял? Генрих этого не мог понять, изводил меня ревностью, вот и опротивел. Обидно, когда ты не виновата, а тебя терзают, допытываются… И это еще до замужества! А что было бы потом?