Волшебная лампа генсека или Последнее чудо-оружие Cтраны Cоветов

Тюрин Александр

Волшебная лампа генсека или Последнее чудо-оружие Cтраны Cоветов

Александр Тюрин

посвящается Шахерезаде

ВОЛШЕБНАЯ ЛАМПА ГЕНСЕКА,

или

ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДО-ОРУЖИЕ СТРАНЫ СОВЕТОВ

(лубянская былина)

ВМЕСТО ПРОЛОГА (южный Ирак, 30 марта 1983 г.)

Глаз напрягся до боли, будто ему предстояло выстрелить. Я успокаивающе погладил его веками. Дожимать спусковой крючок еще рановато. Пуля должна разодрать воздух, когда будет видна не прорезь прицела, не мушка, а только точка между бровей "мишени". Только она одна, и чтоб вокруг туман. Эх, встретиться бы с Серегой на час пораньше, да имейся у меня диоптрический прицел. Но сейчас диоптрический бы только помешал -- уже смеркается и "мишени" не хватает яркости.

Позавчера еще Серый перекидывался со мной в картишки и был товарищем. Как бы был. В нашей организации все понарошку. А теперь пустить пар из Серегиной башки -- это единственный способ уцелеть. Сегодня. А завтра все может снова перевернуться.

Переводчик огня у моего АК-74 стоит на одиночной стрельбе. Один патрон -- один труп с продырявленной черепной коробкой и взболтанными мозгами. Эти оболочечные пули очень вредные для ума.

Старший лейтенант Колесников, не верти же ты башкой. Нет, точка между бровей мне не нравится. Не хочу ее клевать. У самого в этом месте зазудело -- как бы почесать? Увы, никогда мне не стать полноценным убийцей-профессионалом. Соединю-ка взором прицел и пуговицу на Серегином нагрудном, насердечном кармане. Металлическая пуговка поблескивает в лучах стекающего под землю солнца, а на ней пятиконечная звездочка. Некогда защищала она трусливых колдунов от злых духов, стала двести лет назад символом дяди Сэма, а затем, налившись кровью, манящей звездой коммунизма. Свел пентакль нас с Колесниковым, пентакль и разлучит.

Ну все, пора. Палец дожимает спусковой крючок. Вот пуля просвистела и ага. Вернее, пока. Пока, Сережа, потому что договорились мы по-плохому. До встречи в одном из подвалов преисподней. Передавай там привет, кому положено. Наверное, еще примут там тебя на работу по совместительству.

Кстати, не все так трагично. Мы перестали вместе служить общему делу из-за какой-то нелепицы. Мы разминулись почти случайно. Еще на прошлой неделе все смотрелось иначе. Мы тогда играли в одной команде.

Часть 1. ПОРОГ

1. (Ленинград, 5 марта 1978 г.)

Около четырех вечера рабочая активность и прочие альфа-ритмы моего мозга обычно затухают. Углубиться в книжку про какую-нибудь принцесску или маркизку у нас проблематично -- ведь не в КБ трудимся, а в КГБ. Поэтому отдыхаю на свой лад, оценки по пятибалльной системе выставляю своим подружкам или проверяю память, вызывая странички из какой-нибудь энциклопедии, а радио меня убаюкивает: "... О передовой доярке Душенькиной говорят, будто она коровий язык понимает. А все дело в ласковом отношении к животному. Осторожно подмоет она вымя, подключит аппарат и что-то напевает буренке ласковое. А та вроде бы слушает и молоко отдает..." Но сегодня меня зазвал к себе полковник Сайко из Первого Главного Управления. Конечно, через моего непосредственного начальника в Пятерке майора Безуглова. Насколько я мог выведать у майора, товарищ Сайко курировал несколько "почтовых ящиков", которые выполняли какие-то технические работы в интересах Комитета.

Полковник предстал дядькой предпенсионного возраста с весомыми щеками, чьи краснота и размеры несколько превышали пределы приличия. Кроме того, он, хотя и расправил погоны, как орел крылья, даже не вышел из-за большого почти квадратного стола, предпочтя сохранить дистанцию. Однако улыбающаяся вширь и вкось физиономия не свидетельствовала о замкнутости и снобизме. Все ясно, дедок не смог удержаться да и принял в памятный день кончины Хозяина. Поэтому опасается, что я почую аромат, характерный для spiritus vini, весело плещущегося в объемном пузе.

– - Догадываешься, товарищ капитан Фролов, зачем я тебя вызвал?

– - Не привык себе лишние вопросы задавать, товарищ полковник.-скромно отозвался я.

– - Совершенно правильно поступаешь. Но давай все-таки начнем с начала. Как ты к Лаврентию Павловичу относишься?

Для подначки и проверки этот вопрос явно не годился. Только Хозяину такой кадр как Берия мог пригодиться. Партии он и в пятьдесят третьем, и сейчас нужен, как заднице монтировка. Тем более, что заляпаные красной жижей сапоги Хозяина вытерли именно Лаврентием Павловичем.

– - Я, товарищ полковник, отношусь к Берия, как и партия -сугубо отрицательно.

– - Между прочим, зря. Он был не психом-параноиком, зацикленном на каком-нибудь лозунге, а человеком дела, и помимо большого воинственного члена имел неплохую башку. Атомную бомбу благодаря кому мы получили в сорок девятом? Ракетную ПВО в пятьдесят втором? Водородную бомбу в пятьдесят третьем? Даже баллистическую ракету в пятьдесят шестом? А, капитан?

– - Я в пятьдесят шестом еще под стол пешком ходил, так что вам виднее, товарищ полковник.

Сайко удовлетворенно крякнул, когда услышал, что ему виднее, и продолжил уже в полный голос, безо всякой опаски.

– - Лаврентий после войны выскреб из лагерей, выудил из рудников, снял с лесоповала всех уцелевших физиков, математиков, химиков и таких прочих. Да, Берия держал их под замком, не дозволял творческих и иных удовольствий, но товарищи ученые вкалывали уже не киркой и пилой, а мозгом, менталитетом своим. Чтобы не загреметь обратно в зону, они старательно трудились своими лобными долями, правыми и левыми полушариями. Благодаря Лаврентию мы по сей день имеем какой-то научно-технический потенциал, так это называется. А всякие беломорканалы, на которых выжимали зэков, уже на две трети в труху превратились. Кстати, окажись Лаврентий на месте мудака лысого Никиты, то не добивал бы приусадебное хозяйство, а расширял бы его. Глядишь, и получше было бы сейчас с харчами по всей Руси Великой. Лаврентий хоть строго спрашивал, но умел позаботиться и простимулировать. Разве я не прав?

А включенная радиоточка вроде как поддакивает: "... животноводы народ беспокойный, всегда о чем-нибудь голова болит: племенных первотелок надо пестовать, раздаивать коров, приучать их к аппаратам машинного доения..."

Своей искренней тирадой дядька, конечно, подставился. Только раскручивать я его не собираюсь. Мне главное выяснить, куда и зачем он клонит.

– - Извините, не специалист в ракетно-ядерных делах, товарищ полковник...

Я и в самом деле не ракетчик-ядерщик, а филолог. Таким стал на восточном факультете ЛГУ. Семитские языки -- арабский, вроде бы никому не нужный иврит -- пожалуйста, читаю, пишу, общаюсь. Священные писания -- Коран и Тора в подлиннике -- это мне доступно, как другим газета "Правда". Способен с криками "ах" восторгаться литературными жемчужинами "Аль-Муаллакат" и "Лейлой с Маджнуном". Конечно, до совершенства мне далеко, но для нынешней работенки вполне сойдет.

Когда поступал на факультет, конкурс был тридцать голов на место; девочки и природные семиты, естественно, отсеивались. Фима Гольденберг, который даже аккадскую клинопись разбирал и мог лопотать на трижды мертвом арамейской языке, не проскочил, в отличие от меня. А потом меня на соответствующую службу призвал Большой Дом. Сионисты, иудаисты, чересчур ретивые исламисты -вот каков профиль моей работы в Пятом Главном Управлении. По большому счету, тошнючие дела. Несерьезный, убогий противник.