Волшебный камень
Шрифт:
А давно ли в этом краю бывали зимние сборы на охоту, когда Нестеров отвозил свой охотничий скарб к Каменному Поясу, пересекая по неприметным тропам застывшие болота и тихие леса и разыскивая лесную избушку, отмеченную тамгой — треугольником, высеченным топором на каждом бревне, а также и на любой вещи, что хранилась там? Но теперь он не мог бы отыскать даже место, где стояла эта избушка. Он помнил только, что была она рядом с рекой влево от Красных гор, значит, где-то вот именно здесь, где теперь стоит цех целлюлозы, а может быть, и там, где возвышается трехэтажная школа — одно из немногочисленных каменных зданий этого деревянного городка.
Окинув
Вестибюль двухэтажного здания был заставлен растениями. Тут были филодендроны, кактусы, пальмы, хвощевидные лианы и толстоствольные рицинии, и от всего этого здание больше походило на зимний сад, чем на учреждение.
Нестерова всегда поражало обилие цветов с экзотическими названиями в этом северном городке. Цветы повелись из цехов комбината, где их держали и разводили для сохранения определенной влажности воздуха. На зимний сад был похож и цех, где фальцевалась, резалась и упаковывалась бумага. С фабрики цветы перешли во все учреждения, в дома, даже в соседние деревни, придавая южный облик городу, по полугоду утопающему в снегах.
Постучав и услышав приглашение, Нестеров вошел в кабинет.
Каждый раз при встрече с Саламатовым он испытывал то доброе чувство возвращения, какое бывает, когда приходишь после долгого отсутствия в родной дом. И всегда внимательно рассматривал он Саламатова, словно его старый друг был зеркалом тех изменений, что произошли в нем самом. Так и сейчас Нестеров остановился на пороге, приглядываясь к секретарю.
В светлом кругу, отброшенном настольной лампой, сидел узкоплечий пожилой человек. На его тонком и длинном носу были все те же старинные очки в никелевой овальной оправе. Под пиджаком черная косоворотка. Спокойные руки с темными выпуклыми венами лежали на столе. Он встал, закрывая книгу. Нестеров невольно обратил внимание на название книги. Это был учебник английского языка. Рядом лежала тетрадка, на ее странице еще просыхали чернила очередного урока.
Саламатов занимается английским! Нестеров чуть не поднял руку, чтобы протереть глаза. Впрочем, Саламатов так часто удивлял его, что и на этот раз следовало не удивляться, а сделать для себя поучительные выводы.
Саламатов молча обнял Сергея. Так, обнявшись, они постояли несколько секунд, приглядываясь друг к другу и как бы прислушиваясь к своему волнению.
— Ну, урок мы сегодня отложим, — сказал Саламатов, склоняясь к столу и пряча глаза, в которых появился влажный блеск. — В гости я приглашу тебя завтра, а сегодня будем разговаривать до двенадцати часов ночи.
— Почему до двенадцати? — спросил Нестеров.
— В двенадцать дают связь по телефону с областью. Несгораемый шкаф с делами домой не унесешь, вот и приходится дежурить. Хорошо еще, английский выручает.
— Зачем тебе английский? — с улыбкой спросил Нестеров.
— А как же, чудак? Вот победим немца, будем по заграницам разъезжать — понадобится! Экск’юз ми, мистер, ду ю спик инглиш? О гуд, вери гуд. Ай эм спикинг! [12] — с хитрой усмешкой проговорил он.
12
Простите, господин, вы говорите по-английски? Очень хорошо. Я говорю! (англ.)
— А он на тебя с пистолетом, — еще более хитро усмехнулся Нестеров. — Ах, вы приехали к нам агитировать за коммунизм? Пожалуйте в полицию!
— Ну, я думаю, не сразу же они за пистолеты возьмутся? — с сомнением сказал Саламатов, поглядывая на Нестерова. — Или у тебя к этому есть основания?
Нестеров вспомнил рассказ Бушуева и нехотя ответил:
— К сожалению, есть… — но объясняться не стал.
Зазвонил телефон, и Саламатов поднял трубку.
По-видимому, передавали что-то тревожное, так как лицо Саламатова сразу стало озабоченным.
— Как это есть нечего? — спросил Саламатов. — Кому? Да говори толком! — Он помолчал немного и резко произнес: — Слушай ты, пушной король, твои фактории должны прокормить не только охотников, но и лесорубов… А вот так! Скоро начнем рубить дома для Сталинграда, заготовлять ложевую болванку для оружейных заводов, и всех рабочих придется прикрепить на снабжение к тебе… Ну и что же, что война? — перебил он собеседника, должно быть запротестовавшего. — Хозяйство не должно рушиться из-за твоей нераспорядительности. Собери колхозников, объясни им положение, они санями доставят то, что ты во льду оставил. Вон и Иляшев на тебя жалуется — не даешь муку на подкормку зверей… Что? Что? Ну, мой дорогой, это уж ты глупости говоришь, — от нас самих зависит, чтобы жизнь шла по-прежнему… — и положил трубку.
Вошла девушка-секретарь и включила верхний свет. Кабинет наполнился причудливыми тенями растений, которые, возвышаясь из кадок, корчаг и горшков, населяли все уголки. Только витрины у одной стены да многочисленные шкафы с образцами руд и минералов были свободны от теней и выступали в резком электрическом свете, являя глазу знатока интересную картину богатств района. На этой своеобразной выставке было представлено все, что добывалось, производилось и должно было разрабатываться на территории района. Саламатов показал рукой на шкаф, в котором хранились собранные в прошлую экспедицию коллекции Нестерова, и спросил:
— Ну как, найдем алмазы?
— Найти необходимо! И на этот-то раз обязательно найдем!
— А вот Варвара Михайловна утверждает, что мы ошибаемся: нет здесь алмазов, — хмуро сказал Саламатов. — Алмазы, говорит, только в Африке водятся…
— Варя? — переспросил Нестеров, чувствуя стеснение в груди. Как ему хотелось, чтобы она не говорила этого! Но Саламатов безжалостно ответил:
— Палехов говорит — она доказывает; он поет — она подпевает.
Да, не это хотел бы слышать Нестеров. Куда легче было бы узнать, что она изнемогла в борьбе, ратуя за его дело. Но острые глаза Саламатова впились в Нестерова, и тот невольно покраснел.
— Так-то вот, — проговорил Саламатов. — Что же ты скажешь?
— Начнем сначала, — принужденно усмехнулся Сергей. — Я читал твои письма в комитете. А насчет Африки что же говорить? И там семь лет искали, прежде чем открыли промышленные копи. В комитете меня тоже Африкой упрекали, а я им прямо на твой угол указал — вот где алмазы, и не африканские, желтые, не бразильские, голубые, а чистейшей воды, наши алмазы, уральские, и не через семь лет, а в ближайшее время.
— Хорош угол, — с обидой сказал Саламатов. — В этом углу вся Бельгия со Швейцарией поместятся, да еще останется кусочек для княжества Люксембургского… Когда же начнешь?