Волшебный камень
Шрифт:
— Как не о том? — Иляшев взял со стола пробойник и помахал им в воздухе. — Знаешь, какое это железо? Все мои отцы им стрелы резали, капканы гнули, пищали сверлили. Вот какое это железо, смотри!
Он вынул свой охотничий нож, положил его на край стола и легонько ударил по лезвию пробойником. Искры вырвались из стали. Он протянул нож Саламатову:
— Смотри!
Саламатов с удивлением рассматривал нож. На блестящем лезвии отпечаталась тонкая тамга, родовое клеймо остяцкого оружейника, — прямой турий рог. Он встречал это клеймо на чудских панцирях и широких двуручных мечах, на жертвенных ножах шаманов. И всегда удивлялся, как можно поставить на откаленной и отполированной
Протянув руку, Саламатов взял пробойник. Один конец его был острым и длинным, и на нем была вырезана тамга. Другой конец был плоским и широким, по нему, в случае надобности, можно было ударять молотком. Сам инструмент этот был необычайно тяжел, ни с каким металлом нельзя было сравнить его по тяжести.
Пробойник был очень тонко отделан. Видно было, что им работали многие поколения мастеров, которые любили орудия своего труда и гордились ими. По всей рукоятке шла резьба. Затвердевшее от времени дерево, должно быть не раз проваренное в медвежьем жиру, стало совершенно черным. Олени и лайки, вырезанные с терпением и искусством, бежали по рукоятке до обушка. В том месте, где рука держала орудие, резьба стерлась от времени. Сама тамга была обрезана очень неровно, но рука мастера отполировала и ее.
Саламатов мысленно подсчитал: «Пять поколений. Три-четыре века! Музейная редкость!»
Теперь Саламатов с особым вниманием рассматривал и другие инструменты. Все они по виду были похожи на каменные, необычно тяжелые, сделаны грубо, но каждый казался отполированным. Иляшев взял один из ножей и сказал:
— Теперь таких нет. Стекло может резать.
Он протянул руку над письменным столом секретаря, опустил острие ножа на стекло и провел им наискось. Секретарь удивленно взглянул на белую царапину, выступившую на настольном стекле. Царапина была молочного цвета — значит, стекло было прорезано довольно глубоко. Саламатов тронул пальцем. Царапина явственно прощупывалась.
— Чудеса! — сказал он и, вызвав помощницу, попросил отнести один из инструментов в лабораторию экспедиции для анализа.
Девушка взяла пробойник — он был поменьше — и чуть не уронила его на настольное стекло. Охнув испуганно, она перехватила инструмент в правую руку и вышла, боязливо поглядывая на кусок непривычно тяжелого металла.
«Может, хоть это немного подтолкнет наших неудачливых рудознатцев из экспедиции!» — думал секретарь, разглядывая полированную поверхность оставшихся на столе молотков и наковаленки. Иляшев пил чай, шумно прихлебывая, чтобы показать хозяину, как он доволен угощением. А Саламатов все раздумывал о судьбе этих инструментов. Он знал чудесное ремесло полировщиков. В районе жило несколько семей, работающих по камню. Он часто заезжал к ним, любовался их ловкой работой, расспрашивал о секретах ремесла. Ему хотелось организовать артель, дать старым мастерам учеников, чтобы искусство их не умерло вместе с ними. Он видел, как при помощи пучков простого болотного хвоща мастера полировали гранит и мрамор. Неделями они протирали камень хвощом. Мастера говорили, что в хвощах есть невидимые глазу частицы кремнезема, которые и полируют каменные изделия. Но отполировать такое твердое вещество, из которого сделаны эти инструменты, — тут никакой кремнезем не поможет, тут работало само время! И он снова с уважением посмотрел на изделия древних мастеров.
Внезапно распахнулись двери кабинета. Вбежал Палехов. Он устремился к столу, потряс руку Саламатова, помахал перед ним пробойником, словно металл обжигал ему пальцы, закричал:
— Где ты это взял, Игнатий Петрович? Это же вольфрам! Почти чистый вольфрам! Мои анализаторы прямо обмерли!
Саламатов встал, указал на спокойно сидевшего остяка.
— Сначала познакомьтесь. Хозяин Красных гор — Филипп Иванович Иляшев. А это наш главный человек по железу — Борис Львович Палехов.
— А, товарищ Иляшев! — Начальник экспедиции схватил руку остяка и радостно потряс ее. — Давно, давно хотел с вами познакомиться! Все собираюсь к вам в заповедник на охоту…
— Тебе нельзя! — сурово сказал Иляшев.
Палехов осекся, выпрямился, удивленно спросил:
— Почему же?
— Зверь шумных людей не любит! — просто объяснил Иляшев.
Палехов осторожно отошел от него, не найдясь, что ответить. Обернулся к Саламатову, несколько потише спросил:
— Откуда же это? — и снова покрутил пробойник в руке.
Саламатов молча указал на стол. Палехов схватил молоток, помахал, положил на стол, взял наковаленку, поднял на секретаря округлившиеся от изумления глаза и закричал:
— Чудеса! Это все сделано из вольфрама! Как они могли сделать такую плавку, эти древние рудознатцы? И где они взяли этот металл? Ты понимаешь, Игнатий Петрович, что это такое? Нет, не понимаешь! Да если бы эту руду найти, знаешь, что было бы? Шум на весь мир! Ордена! А мы сидим на какой-то паршивой железнячке, которую и господа французы бросили! Нет, ты нам дай вот это! — Он потряс пробойником и прижал его к сердцу, будто боясь расстаться с ним. — Ты знаешь, что у тебя тогда будет? У тебя завтра же будут рудники, обогатительные фабрики, заводы, сто тысяч рабочих, снабжение по литеру «А», и сами золотоскупщики станут к тебе за пайком бегать! Где он? Я спрашиваю: где он лежит, этот волшебный вольфрам? Ну? Говори же скорее, а то я умру от разрыва сердца!
Саламатов задумчиво потрогал виски и потер глаза под очками.
— Вот оно что-о! — протянул он. — Я так и подумал. Если это не метеорит, то что же это такое?
— Да ты говори, не томи душу! Где находится это месторождение? Где лежит руда, я тебя спрашиваю!
— Это ты у него спроси, — сказал Саламатов, кивнув на Иляшева.
Палехов мгновенно притих.
— Больше нету, — с сожалением сказал Иляшев.
Он внимательно смотрел на начальство. Коротконогий и шумливый второй начальник ему не нравился. Но он находился в гостях и не мог сказать, чтобы второй начальник ушел. А шумливый человек подсел к нему, потрепал по колену, умильно взглянул в глаза и заговорил:
— Товарищ Иляшев, ведь эти инструменты не с неба свалились?
— Зачем с неба, — солидно поддержал разговор Иляшев. — Мой третий отец, и мой четвертый отец, и мой пятый отец ими работали. Зачем с неба?
— Ведь они где-то добыли для них руду? Вы только укажите мне место. Я вам, знаете, что подарю? Я вам лошадь подарю, — вам по Красным горам много ездить приходится.
— Лошадь у меня есть, — равнодушно кивнул Иляшев на окно.
— Мы вам дом в городе подарим.
— Зачем дом? — удивился Иляшев. — У меня три чума есть. Жену найду — на свадьбу приглашу. Из города далеко в Красные горы ездить. Нельзя мне в город.
Саламатов выразительно подмигнул Палехову на дверь. Палехов встал, с огорчением посмотрел на остяка и вышел. За дверью он нагнулся к скважине замка, маша рукой на негодующую секретаршу.
Саламатов сказал:
— Ты на него не обижайся. Ветер тоже шумит, однако комаров отгоняет.
Палехов выпрямился с оскорбленным видом, но не удержался и снова прильнул к двери.
— Шумный человек — пустой человек, — сказал Иляшев. — Ветром надуется — большой кажется, ветер выйдет — запах плохой.