Волшебный напиток
Шрифт:
Изо дня в день вы погружены в этот густой кисель из любви, ревности, битв и интриг. Но стоит только выехать на холм, чтобы осмотреть расположение французских войск и положение редута Раевского, как, заглушая доклад Барклая, в мир врывается бесцеремонный будильник.
Пора на работу. Зевок. Надо закрывать книгу.
– Стой!
Голос. Такой знакомый!
– Стой! Не закрывай!
Конское ржание. Запах пороха и пота. Треск костров. Свист картечи! Французы начали новое наступление. И вы на гнедом коне, в безупречном офицерском мундире, отвлекаетесь от командования и кричите: «Не закрывай!».
– Мне пора на работу. – Попытка оправдаться. – Продолжим вечером!
– Не закрывай, – грустно говоришь ты со страниц бессмертного романа, – пожалуйста. Когда ты делаешь это…
– Что?
– Приходит туман.
Серость и холод. Вы ощущаете их. Кажется, вы часто блуждали в этом ничто. В мучительном ожидании, когда же, повинуясь тёплым рукам, вновь распахнутся страницы и мгла рассеется. Солнечные лучи или тёплый свет электрической лампы! Вы вечность ждёте, когда из нитей этого света, силой воображения будет соткан яркий солнечный день на пляже Барбадоса или, шут с ним, хоть бы заплёванные стены самого захудалого кабака.
– Нет! Нет! Не хочу! Не закрывай!
Инструкция от (для) производителя
Это был необычный вечер. Наверное, самый необычный за три года их супружеской жизни. Они не говорили о работе. Они не включали телевизор. Они даже не пропустили по бокальчику вина. Нет, эти двое наслаждались только друг другом.
Она нежным, чуть вибрирующим голосом пела под гитару песни Зои Ященко. Он читал ей Иванова и Ходасевича. Вспоминали первую встречу и все те маленькие и большие случайности, которые свели их вместе. Обсуждали праздники, бывшие и грядущие. Хохотали над смешными ситуациями, в которые неоднократно попадали за эти годы. Пересматривали фотографии. Словом – просто были счастливы.
Наверное, в каком-нибудь дешёвом романе, из тех, что пожилые дамы покупают для прочтения в электричке по пути на дачу, они бы проболтали до утра, а встретив вместе рассвет, уснули бы, держась за руки. Ах, этого у них за три года было полно, и такой вечер не мог закончиться столь банально.
Неисчерпаемые запасы любви и нежности будоражили молодую кровь. Уснуть сейчас – всё равно, что пытаться уснуть на лётном поле. И пусть в их маленьком, однокомнатном гнезде была тишина, в душе каждого звучала непередаваемая музыка. Удивительная, чарующая, понятная единственно им одним.
Этим вечером необычным было всё. Она, любившая силу, напор, власть, в этот день ждала нежности. Он, обычно стремительный и резкий, вдруг почувствовал это. Они часто бывали близки, но, кажется, именно сегодня каждый открыл в своей половинке что-то новое, возвышенное, совершенно ему незнакомое. И разумеется, за магией этого дивного вечера они о кое о чём забыли.
Чертог Рафаила был безбрежен. Казалось, зале этой нет ни начала, ни конца. Человек тут был бы подобен песчинке. Самый красивый из залов земных показался бы унылым нужником в сравнении с местом, где проводил свои дни Рафаил.
Высочайшие колонны белого мрамора уносились ввысь, скрываясь где-то вдали. Полы были безупречно чисты и поражали воображение искуснейшей мозаикой. Откуда-то издалека доносилась ненавязчивая мелодия. Ни стен, ни окон не было, как не было и источников света. При этом по зале разливалось равномерное сияние.
Этот величественный чертог был чем-то вроде рабочего кабинета. Тут даже был рабочий стол, – выполненный из розоватого камня и монументальный, как массив Сьерра-Невада. У стола находился и сам обитатель этих удивительных чертогов. Высокий, черноволосый, неправдоподобно красивый Рафаил, сложил свои внушительные, сияющие, как вершины Альп, крылья за спиной и что-то сосредоточено читал с экрана планшета.
– Как же стало удобно, – бубнил он, перелистывая пальцем текст на экране, – никаких тебе свитков, никаких пергаментов!
Говорил он как бы и сам с собой и одновременно обращаясь к трём слушательницам, стоявшим подле него. Они были похожи друг на друга, как бывают похожи бабушка, мать и дочь.
Одна была молода, стройна, простоволоса и улыбчива. В руках она также держала планшет, но чаще смотрела на Рафаила, чем на экран. Второй на вид было лет тридцать-тридцать пять. Она носила длинную каштановую косу, а в ушах её сияли массивные серебряные серьги с изумрудами. Планшета в руках этой дамы не было, а вот смартфон имелся. Старшей же было ощутимо за пятьдесят. Она была в женском варианте костюма-тройки, носила небольшие очки без оправы и идеальную причёску, приличествующую её возрасту. В руках был архаичный, чуть потрёпанный свиток.
Ох, не узнали бы сейчас эту тройку, скажем, жители Эллады. Мойры представлялись им совсем иными, куда менее привлекательными особами. Впрочем, не одни они могли обмануться, глядя на тройку этих дам. Славяне тоже вряд ли бы сумели понять, что перед ними суденицы. Шумеры, скифы, римляне, кушиты – все они рисковали попасть впросак. Но так или иначе, эта удивительная тройка, оставившая о себе память в мифах многих народов, находилась в чертоге Рафаила и ожидала, когда же он отвлечётся от своего увлекательного чтива.
– Ладно, – зевнув сказал архангел, – что там дальше?
Старшая из судениц попробовала протянуть ему свиток, но не успела. Юная её подельница что-то ткнула на экране планшета и звонким голоском произнесла:
– Всё уже у Вас на экране.
– Так-так-так, – забубнил Рафаил, – итак, Смирновы, так-так-так, не имели, так-так-так, не имеют, и-и-и-и-и-и, ага! Ну и кто у них?
– Она хотела, – начала та, что со смартфоном, – чтобы…
– Мальчик, мальчик! – перебил её Рафаил, – дальше давайте!
– Ей хотелось, чтобы он учил французский, писал стихи, ходил на бальные танцы и научился готовить.
– И ещё, – вклинилась в разговор младшая, – она хотела бы, чтобы он научился петь. Ну, как Адам Ламберт, к примеру.
– О, создатель всеблагой! – взвыл Рафаил, – Не даёт ребёнку и шанса!
Она заранее хочет содомита?
Младшая пожала плечами. К разговору подключилась самая старшая из судениц. Читая со свитка и демонстративно артикулируя, она произнесла:
– Отец хочет, чтобы мальчик играл в футбол, волейбол, занимался боксом, программировал, отслужил в армии и ещё умел пить, не пьянея, – тут пожилая женщина хмыкнула, – папе кажется, что он тоже это умеет.