Волшебный сыр

Тарасава Юстасия

– А друзья при чём?

– А при том, что когда у кого-то нету друзей, ему ведь тоже хочется, чтобы его полюбили и уважили. Вот он и начинает безобразничать, чтобы заставить всех себя любить.

– Разве можно любить заставить? – усомнился Вовка.

– Любить силой не заставишь, а бояться начнут, – объясняла Сыроежка. Она поняла, что Вовке за тихой беседой легче справиться с тревогой, и шёпотом поддерживала разговор. В дремучем лесу искать разбойника, похитившего животных и бабушку Сыроварушку, – тут любому храбрецу боязно станет. Да ведь смел-то не тот, кто не страшится, а тот, кто своего страха не боится. – Уж Волк и куражится, и бесчинствует – поглядите, я каков, всё

что угодно могу натворить. Да разве ж за это любят?

– Нет, конечно, – согласился Вовка, – за это только боятся. Любят просто так. Или за то, что добрый, умный, другим помогает. За то, что хороший.

– Это ты верно подметил, – Сыроежка кивнула. – Токмо Волк-то себя тоже хорошим считает.

– Да ты что?! – поразился Вовка. – Какой же он хороший, если всех обижает? Хороший – это тот, кто хорошие поступки совершает. А он что доброго сделал?

– Верно, да скверно. Ведь каждый сам себя хорошим считает, тут уж ничего не попишешь. Каждый считает, что он прав, а другие виноваты. Вот потому-то люди плохо друг друга понимают.

– Неужели это нельзя исправить?

– Разумеется, можно. Запросто.

– А как это сделать?

– Никакой тайны в этом нет. Чтобы понять друг друга и полюбить, нужно представить, как бы ты думал и чувствовал, ежели бы ты был тем, с кем споришь.

– И всё? – не поверил Вовка.

– Чудно, правда? – улыбнулась Сыроежка. – Всего и делов-то, что поставить себя на место другого, и ты его поймёшь.

– Надо будет попробовать. Как ты думаешь, у меня получится?

– У тебя? – Сыроежкины бровки поползли вверх. – Конечно, получится! Ведь ты добрый, разумный и смелый. У тебя получится всё, что захочешь, ежели твоё желание будет доброе.

– Сыроежечка, я не хочу тебя пугать, но сейчас у меня только одно желание – понять, что происходит с тропинкой. Сначала она бежала и резвилась, потом еле плелась и вот совсем остановилась.

– Как так застопорилась? Вон же она змеится далеко-далеко.

– В том-то и дело, – объяснял Вовка, – что она больше не ведёт за собой. Наоборот, ноги запинаются и останавливаются. А почему?

– А потому! – прорычал в ответ Волк, выпрыгивая из кустов.

Глава 12

– Про Волка речь, а он навстречь. Серого помянули, а серый здесь. Вызвала Волка из колка, накликала на свою голову! Ох-хо-хо, – не давая Вовке опомниться, заверещала Сыроежка. А потом как закричит: – Поглядел да был таков, поминай как звали. Ножки, ножки! Унесите кузовок!

С этими словами она шмыгнула с плеча Вовке за шиворот. Никак не ожидавший этого мальчик хотел вынуть юркую Мышку из-под рубахи, но ноги как-то сами понесли его по тропинке обратно. То ли потому, что он боялся щекотки, а Сыроежка очень щекотно сидела под одеждой, то ли потому, что выполнял её приказ удирать, Вовка бежал так быстро, что не успевал разглядеть деревья, мелькавшие рядом с тропинкой, и иногда раскидистые ветви задевали его по лицу, шее и бокам. Сыроежка сидела у него под рубашкой и будто бы рулила – шустро перебегала на правую сторону, когда нужно было поворачивать вправо, на левую – когда влево. Скоро Вовка перестал замечать дорогу, пот катился со лба, застилая глаза, мальчик натыкался на кусты, увёртывался от колючих веток и улепётывал дальше. Он полностью доверился Сыроежке – куда она перебежит, в ту сторону и поворачивал. Запнувшись о толстый корень старой берёзы, Вовка упал, и Сыроежка тотчас завизжала: «Задумали бежать, так нечего лежать. Слышь, волчище бежит, под ним земля дрожит!». Действительно, позади слышался топот и громкое дыхание Волка.

«А Волк, похоже, запыхался», –

подумал мальчик, и эта мысль придала ему сил. Вовка поднялся и снова побежал. Тропинка осталась далеко позади, теперь Вовка пробирался сквозь чащобу, и чем дальше, тем гуще росли деревья и кусты, и всё труднее было сквозь них продираться. Вовке показалось, что впереди такая густая чаща, что им её не преодолеть, придётся остановиться – и всё, они попали в тупик. Впереди, слева и справа колючие заросли, сзади – Волк. Выхода нет. Однако не успел Вовка додумать эту мрачную мысль, как под ногами его хрустнули ветки, что-то скрипнуло, треснуло, и он провалился в яму. Вернее, это во время падения ему показалось, что в яму, а на самом деле – в нору. Они приземлились прямёхонько в большую кучу жухлых прошлогодних листьев. От запаха прелой листвы защипало в носу, и Вовке ужасно хотелось чихнуть. Пришлось зажать нос и рот ладошками.

– Молодец, Вова! – еле слышно прошептала Сыроежка. – Сиди тихо, как мышка, покуда Волк мимо не пробежит. Нас с тобой ему не сыскать.

– А если найдёт? – одними губами спросил Вовка. Он слышал, как наверху трещали ветки под волчьими лапами. Волк перескочил нору, в которой сидели Вовка с Сыроежкой, не заметив их. Он побежал дальше, в самые дебри.

– Плоха та мышь, которая один лаз знает. В каждой норе есть отнорочек, коли надо будет, через него выползем. Токмо чую я, что Волк сам себя поймает, и прятаться нам не придётся. Ловит Волк, да ловят и Волка. Всё до поры до времени с лап сходит. До поры – у норы, а в пору – в нору. Пока мы здесь сидим, Волк сам к своей ловушке подбегает.

– Неужели в вашем лесу есть капканы или волчьи ямы? – ужаснулся Вовка.

– Что ты! Отродясь не бывало. У нас каждый сам себя ловит. Злой яму выроет, да сам же в неё попадет. Прожорливый лопнет, жадина – всё потеряет. А охотник превратится в дичь. Погоди, увидим ещё, чья возьмёт.

И, словно в подтверждение Сыроежкиных слов, где-то далеко впереди раздался громкий волчий вой.

– Как ни хитри, а правды не перехитришь, – сказала Сыроежка. – А без правды не житьё, а вытьё. Пойдём, Вова, поквитаемся с серым разбойником. Отольются Волку овечьи слёзки.

Сыроежка быстро взбежала вверх по земляной стене, а Вовка выбирался, цепляясь за торчавшие со всех сторон корни. Пролезать сквозь густые заросли вслед за Волком было намного легче – трава была примята, ветки кустов сломаны, в чаще образовался похожий на туннель проход. Сыроежка снова сидела у Вовки на плече, подсказывая мальчику, как лучше пройти, чтобы не раздавить гнёзда, не потревожить муравейники и не провалиться в норы. Волчий вой становился ближе и жалостнее. Он раздавался уже совсем рядом и был похож на плач нашкодившего ребёнка, которому себя жалко за то, что его наказали.

Когда Вовка увидел Волка, мальчик понял, о чём говорила Сыроежка. Волк сам себя поймал в ловушку. Не заметив, как и куда они исчезли, Волк бежал вперёд, думая, что преследует свою добычу. Заросли становились всё гуще, и Волк уже еле протискивался между кустами, царапавшими его, цеплявшимися за шкуру, хватавшими его своими ветками. Жадность не давала Волку отказаться от погони. Он протискивался в чащобу до тех пор, пока не застрял. Молодые берёзки и дубки цепко обхватили Волка своими тонкими, гибкими стволами. Если бы Волк сразу остановился и отпрыгнул назад, он мог бы спастись. Но Волк поторопился, идя напролом, пролез в самую гущу юных деревцев и застрял намертво. Увидев его в живом древесном капкане, Вовка сначала даже обрадовался, что Волк не может причинить им вреда. А потом мальчик задумался, как без инструментов достать Волка из ловушки. А Сыроежка очень развеселилась.