Волшебный яд любви
Шрифт:
Трудно сказать, какие мысли теснились в голове у этого странного и больного человека, когда, уже будучи взрослым мужчиной, он додумался до одной простой вещи – в том, что он такой, виноват его отец. Он не принял правил матери, заставил ее страдать и теперь должен ответить за свое поведение. Он или его потомство.
На этом месте Кира не выдержала и воскликнула:
– Подождите, как же так? Тут что-то не складывается!
– Вы должны более подробно расспросить Зосима, – поддержала подругу и Леся. – Мне тоже кажется, что вы чего-то в его мотивах недопоняли.
Но Ворохов лишь развел руками в ответ:
– Увы!
– Что? Вы не можете допросить Зосима? Он отказывается разговаривать с вами?
– Он… О-о-о… Так вы еще не знаете?
– Чего это мы не знаем?
– Зосим погиб.
– Как погиб?
– Так. На пожаре. Задохнулся в дыму. Медики пытались его реанимировать, но все их усилия оказались бесполезными. Зосим погиб и теперь никому и ничего уже не скажет.
Как ни странно, переглянувшиеся между собой подруги почувствовали нечто вроде жалости к этому человеку. Он умер так никем и не понятым, а ведь той же Кате было бы интересно узнать, за что же старший брат хотел лишить ее самого дорогого – жизни.
Впрочем, у нее ведь имелось достаточно времени, чтобы пообщаться с чокнутым братцем. Пока Катя и остальные сидели в пыточном подвале, Зосим почти неотлучно находился рядом с ними. И наверняка что-то успел им объяснить.
Что он хотел получить от Кати? А от остальных? Например, с чего взъелся на Петю? Ведь тот даже не был прежде лично знаком с Катей. Он лепил ее статую, и только.
Оказалось, что подруги не вполне в курсе тех сложных отношений, которые связывали этих троих людей.
После подруг следователь прямиком отправился в палату к Кате. Она уже пришла в себя настолько, что ее перевели из реанимации в обычную палату. Теперь к ней даже пускали посетителей. В числе первых, разумеется, был Лаврушкин. Или все-таки Савичев? Подруги уже и сами запутались. И пока следователь беседовал наедине с Катей, а остальные дожидались в это время в коридоре, задали мужчине этот вопрос.
– Я и Лаврушкин, я же и Савичев, – признался Катин любовник. – Обе фамилии принадлежат мне.
– Так не бывает!
– Очень даже бывает, – весело отозвался мужчина. – Вспомните хотя бы всем известного писателя Мамина-Сибиряка. Он носил две фамилии.
– Ой, а у меня был знакомый по фамилии Вирок-Столетов. Только я всегда думала, что это одна фамилия, только пишется через черточку. Но вроде Тягны-Рядно. Тоже фамилия, но одна.
– А у меня две! Одна принадлежала моему отцу, вторая матери. А я унаследовал обе.
– Значит, ты Лаврушкин-Савичев?
– Да.
– Теперь понятно, хотя и не все.
– А что еще не понятно?
– Ты ведь уже давно знаком с Катей?
– Давно. Больше пяти лет. Когда-то мы с ней плотно встречались. Даже собирались пожениться. Но затем…
– Затем в дело вмешалась Эльвира и рассорила вас!
– Катина сестра меня ненавидела, – признался Лаврушкин. – Сам не знаю, за что.
– За то, что ты беден! – воскликнула Кира. – Она считала, что ты станешь Кате обузой!
– Мне она ничего такого не говорила. Я перенес разрыв с Катей очень болезненно. Чтобы забыться, я с головой ушел в работу. Как раз в то время скоропостижно скончался от инсульта мой отец. Он совсем не мучился, просто вечером заснул здоровый и счастливый, а утром не проснулся. На похоронах
– У твоего отца была своя фирма?
– Крохотная фирмочка, которая занималась грузоперевозками. Две «газели» и старенький «ЗИЛ», который уже дышал на ладан, – вот и весь автопарк. И все же друзья моего отца попросили, чтобы я попытался реанимировать предприятие. Сначала я не был уверен, что у меня получится управляться с бизнесом. Но со временем я понял, что тут нету ничего сложного и что у меня все получается. Для начала я заложил квартиру отца, взял кредит в банке и купил несколько новых машин. С их помощью мы быстро стали завоевывать утраченные позиции на рынке. Дорого не брали, работали аккуратно и добросовестно. Грузчиков не держали. Сами таскали мебель, сами садились за руль. Очень скоро о нас заговорили. Потом все покатилось, как по маслу. К нам пошли клиенты, потекли деньги.
– А с Катей ты не думал помириться?
– Думал, но не решался. Она так твердо мне сказала тогда «нет», что ее голос до сих пор звучит у меня в ушах.
Но сердцу не прикажешь. Промучившись почти два года, Савичев понял, что не может без Кати. Бизнес его катился по налаженной колее, долги были выплачены, работать сутками напролет больше не было ни нужды, ни желания.
– Я позвонил ей. Телефон, как ни странно, остался прежним. Она мне сказала, что замужем, и замолчала. Я уже хотел повесить трубку, но Катя снова заговорила, и что-то в ее голосе сказало мне, что она рада моему звонку. Я предложил ей встретиться. Она согласилась. И мы…
– И вы снова стали встречаться!
– Ну да, – нахмурился Лаврушкин. – Только вот этот человек… Катин муж… Он ужасно с ней обращался! Я много раз предлагал Кате уйти от него.
– А она?
– Она не соглашалась. Говорила, что муж еще страшней, чем кажется. Что он очень мстительный. Что он ни за что не смирится с ее уходом, добьется своего, навредит мне или даже разорит мою фирму.
– И ты испугался?
– Я?! Я – нет! С чего бы это? Я твердо сказал Кате, что никого и ничего не боюсь. Что я хочу быть с ней. И что бизнесом я занимался исключительно из желания забыть про нее. Но Катя все равно колебалась, сомневалась, не решалась. Я торопил ее, но сильно не давил. Кате и так хватало давления со стороны мужа. И я опасался: если еще и я насяду, она просто сломается.
Но тут Лаврушкин-Савичев замолчал, потому что из палаты вышел следователь. Строго посмотрев на притихшую кучку потерпевших, произнес:
– Можете поговорить с ней. Но учтите, врачи запретили ей пока что переутомляться. Поэтому заходите по одному. И если почувствуете, что Кате нехорошо, прошу вас, уходите. Договорились?
Все покивали с понимающим видом, но стоило следователю удалиться, как все трое тут же устремились в палату, а через минуту к ним присоединились и Глеб с Танечкой. Глеба не только не арестовали, но даже похвалили за то, что он сберег жизнь пленникам. Глеб объяснил, что с первого дня, когда Зосим заперся в его подвале наедине с кем-то, кого привез в дом приятеля, он пытался сообщить в милицию. Но Зосим понял, что затевает Глеб, и предупредил: