Волшебный Замок Фей
Шрифт:
Он протянул руку Ире, затем Танюше и прыгнул сам. Яша оглянулся на лес, так приветливо встретивший их, и присоединился к друзьям.
— Итак, — сказал он, — путешествие продолжается! Но надо быть начеку, ведь мы с вами на Реке Сомнений!
— Почему она так называется? — только и успела спросить Галя, шлёпнувшись вместе с другими от сильного толчка.
Плот качнулся, оборвал верёвку, привязывавшую его к берегу, да как понесётся вперёд, всё вниз и вниз по течению. Дети сначала даже говорить не могли от удивления, а может и (чуть-чуть, ну на самую капельку) от испуга. Шутка ли! Плот сам по себе срывается с места и несётся, как угорелый,
Плот нёсся с небывалой скоростью. Почти невозможно было рассмотреть берега. А тут и ночь наступила. Выползла из-за тёмных облаков (или туч?) лимонно-зеленоватая луна: покатилась, поплыла по воздушной реке вслед за плотом. Течение замедлилось. Плот уже шёл тихо, а небо было сплошь усыпано звёздами. И вот тут впервые дети услышали песню. Они не разобрали слов. Да и не нужны были слова. Главное говорила мелодия. В ней было столько тоски и боли за бедных, обиженных и несчастных! А ещё — мольба за них и призыв ко всеобщему соучастию в доброте и любви.
Это была необыкновенная песня необычной ночью на странной реке, под лимонно-зеленоватой луной. Дети стояли, тесно прижавшись друг к другу и глядя широко раскрытыми глазами в небо. А там, где-то очень далеко впереди, возникало видение. На берегу синего моря (странно, как отчётливо в ночи различались цвета и очертания!) собралась великая толпа людей (или иных существ?), прекрасных своей мечтой: помогать, спасать, уводить от беды и зла детей — беззащитных, слабых и таких одиноких в жестоком мире взрослых. И сквозь расступившуюся тьму неба, перед замершей в изумлении луной, ясно были видны всепонимающие лица и скорбно сложенные за спинами мощные крылья этих Непонятно Кого. Впереди всех возвышались светлоглазые и русоволосые Мужчина и Женщина. Их лица выражали тревогу и боль, сострадание и любовь: неизмеримую, спасительную, необходимую каждому ребенку — Любовь Отца и Матери.
Исчезло видение. А река, и луна, и дети на плоту всё ещё не двигались, потрясённые красотой и смыслом услышанного. Но вот всё снова ожило. Поплыла, заторопившись, луна. Побежали ей вдогонку волнистые облака. А река понесла юных путешественников вперёд и вперёд. Куда понесла? Будет ли конец? Причалят ли они хоть где-нибудь? Сладко зевнул бело-чёрный кот Кузя, выгнув спину дугой, и уютно улёгся у входа в шалашик. Мгновенно заснули дети на мягком душистом сене (или цветочных лепестках?) под лоскутным одеялом, припасённым специально для них чьей-то заботливой рукой…
Первым проснулся Санька. Вылез из шалаша, зажмурился от яркого солнечного света. Увидев, что плот уже причалил к берегу, а Кузя на травке сидит и умывается, Санька бросился в шалаш орать: «Подъём! Подъём!» И оставив на время свой плот, пошли все пятеро за Кузей по тропинке, которая привела в большой город. Вроде бы знакомый город, речь понятная и вообще — один к одному — Ленинград, то есть Санкт-Петербург, или Питер. Но тот, да не совсем! Спросят дети кого-нибудь о чём-то, а их не слышат. И что вообще уж немыслимо, из ряда вон, — люди идут сквозь них, а сами они проходят и сквозь людей, и сквозь стены, будто фантомы-привидения. Только непонятно, кто здесь фантомы: дети-путешественники или город, похожий на Ленинград, Питер, Санкт-Петербург? Галя первая поняла правильно и не испугалась, а сказала:
— Ребята, наверное, наши тела остались в шалаше. Мы просто выпорхнули незаметно из них. Да, мы сейчас — лишь души нас всех, я знаю! Понимаете, мы попали за черту своего измерения!
— Что ты, Галя! Мне страшно! — Танюшка схватила Иру за руку и прижалась к ней.
— Мне кажется, Галя права, — нахмурился Яша. — Но тогда…
— Тогда мы можем летать, и вообще!..
Ира замолчала, прервавшись на полуслове. Галя приложила палец к губам, призывая не продолжать.
— Не надо больше ничего об этом говорить, — сказала она тихо, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Зачем строить догадки? Наверное, так надо! Да, Надо, чтобы сейчас мы появились здесь именно так. Потом увидите — всё прояснится! Последуем за Кузей, вперёд!..
…А бело-чёрный кот Кузя уже взлетал, раскинув все четыре лапы, распушив хвост на ветру. И пятеро детей, незаметно для себя, тоже легко взлетели над огромным серым городом с несколькими красивыми именами.
В СТРАННОМ ГОРОДЕ
Они летели, узнавая и не узнавая знакомые улицы, дворцы, очертания мостов, те или иные здания, пока Кузя, мягко спланировав на подоконник одного из них, не увлёк друзей за собой.
Это была Ирина школа. Её класс. Шёл урок литературы, о чём говорили запись на доске и учебники, раскрытые для механического конспектирования — обычного для Ириной учительницы задания.
— Это мой класс, — сказала друзьям Ира. — Осторожно, тише!
Но никто, конечно, их не заметил, когда они прямо сквозь стекло окна проникли в помещение и, спрыгнув с подоконника, уселись на свободные места.
Урок тянулся вяло.
— Конспектируете? Ну, ну, давайте, давайте, — учительница встала, одёрнув непомерно короткую юбку и мельком глянула в зеркальце. — Я добегу до учительской, а вы продолжайте самостоятельно. И чтоб тихо!
Не успела она выпорхнуть из класса, как послышался гул. Все сразу оживились, зашумели. Особенно выделялась группка девиц с Клюквиной и Евстафьевой во главе.
— Ну, отпад! Пошла Софья шмотки приобретать, — криво усмехнувшись, выдавила Клюквина.
— А чего, завидно? — поинтересовалась Галя Разумова.
— Может, я литературой хотела позаниматься, — огрызнулась Клюквина.
— Ну, конечно! — Евстафьева от души рассмеялась. — Уж с кем, с кем, да только не с Соней литературой заниматься! Очень «интересно» её лепеты слушать!
— Да, — проворковала кудрявая Бурлакова. — Не понимаю, зачем вообще наша София в педагогический пошла, да ещё на филфак?! Ей бы в торговый!
— Так в торговый, моя дорогая, «просто так» не попасть! Ох какая «лапка» нужна! — Наташа Евстафьева сладко зевнула.
— Что-то скучно, девочки, — подала тихий голосок Аля Леонтьева.
— Да уж, с тех пор, как эта ненормальная в окно выскочила, чего-то стало не хватать, — Клюквина нахмурила брови. — Ни поразвлечься, ни позабавиться!
— А между прочим, где она сейчас, эта «псих-ля-ля»? — спросила Разумова, засовывая учебник в сумку. — Софья к ней домой-то ходила? Ой! Смотрите, что это там такое? Кажется, сейчас будет весело!