Воля Горы

Соболянская Елизавета Владимировна

Пока Авалон размышляла в двери постучались. Явились горничные, личная камеристка, и глава гарема. Вместе с ними в комнату проскользнула и девчонка-Гора. Она уселась на подлокотник кресла и принялась со вкусом рассказывать Госпоже, какие баталии шли на кухне и как старшие слуги, начальники служб и прочие опытные обитатели замка спорили едва не до драки, предлагая в камеристки свою кандидатуру.

Это Госпожа понимала: камеристка видит, знает и понимает куда больше, чем те, кто встречает Повелительницу в парадных залах. Она может посоветовать и подсказать, пристроить нужного

человечка, отвести хозяйский гнев или направить его на неугодного. Конечно фавориты и фаворитки обладают теми же способностями, но в этом замке они меняются куда чаще, чем личные камердинеры. Правда многие Повелители предпочитали пользоваться помощью Безликих, но женщине нужна женщина, так рассуждали старшие слуги.

Новая Госпожа готова была пустить дело на самотек, предоставив слугам самим разбираться, но тут же получила чувствительный тычок в плечо и вспомнила, что объяснял и показывал ей Господин: слугам нельзя позволять принимать решения за Господина Гор, иначе замок вскоре охватит бунт, и Гора сотрет его обитателей с лица земли. Авалон решительно встала и пристально посмотрела в бегающие глазки управляющего гаремом:

– Личных слуг я выбираю сама. Сегодня у нас запланирован визит в гарем. Надеюсь в вашем хозяйстве все в порядке?

У толстячка забегали глазки.

– Отлично! – девушка встала с постели, не стесняясь своего обнаженного тела и щелкнула пальцами одной из девушек: – подай сорочку, халат и туфли, – потом ткнула пальцем в другую: – а ты принеси мне теплое молоко с медом и печенье.

Вскоре вокруг закрутился осмысленный вихрь. Госпожу одели, накормили и проводили к гарему. Дом для тех, кто служил Господину своим телом, располагался на острове, окруженном быстрой горной рекой. Ледяная вода и острые камни отгоняли любителей заглянуть в чужие окна. Единственный мост можно было поднять, а окна каменного строения напоминали бойницы, застекленные витражами.

У подножия гарема располагался розовый сад, распорядитель бежал мелко семеня рядом с Авалон и рассказывал Госпоже, что этот сад был посажен для супруги одного их Повелителей:

– Его волей этот сад сохраняется до сих пор, – разливался соловьем толстячок, – однажды глупые рабы решили вырубить кусты, но наутро они выросли вновь!

Девушка про себя усмехнулась, скорее всего «глупые рабы» действовали по указке распорядителя гарема, и наверняка нанесли садику серьезный урон, вот теперь старый и хитрый слуга и прикрывает свой зад красивой сказкой. Впрочем, садик действительно был хорош, от взгляда на крупные нежные цветы у новой госпожи стало легче на душе, а Безликие топающие рядом с ней перестали казаться чугунными столбами в мрачных черных одеяниях.

Первый этаж гарема был занят хозяйственными помещениями: кухня, прачечная, баня, швейная мастерская и склады готовой одежды, косметики и украшений. На втором этаже располагались большие общие комнаты для новеньких и покои для тех наложников, которые не привлекли особенного внимания Господина.

Авалон зашла в каждую комнату пристально всматриваясь в незнакомые лица. Юноши, девушки, дети и старики сидели на потертых коврах смиренно ожидая своей участи.

– Как часто появляется дань, – спросила Госпожа, припомнив все, чему ее учил Господин.

– Раз в месяц, Госпожа. Разные города платят в разное время.

– Впредь будешь предупреждать меня, о дне появления дани, чтобы люди сразу узнавали, что их ждет, – строго сказала Авалон и сама от себя не ожидая погладила рукоять плети, заткнутой за пояс халата.

Следующий час она разбиралась с новичками. Пришлось вызвать управляющего замком, повариху и начальницу над всеми банщицами. Крепких парней крестьянской наружности распределили по службам: кого в конюшню, кого в стражники, среди них нашелся плотник и ученик каменщика, их тут же увел управляющий, сказав, что для них есть работа. Пожилых женщин забрали в пряхи и ткачихи, парочку крепких девах увели в прачки.

Сложнее оказалось с горожанками. Некоторые городки, не мудрствуя лукаво откупались пойманными на воровстве проститутками или клеймеными каторжниками. Первых Авалон поразмыслив велела вылечить и поставить уборщицами в казармы, вторых расспросила и почти всех отправила ремонтировать дорогу, ведущую к замку:

– Вы конечно можете сбежать, но поскольку Гора приняла вас как дань, а я не отпускаю, то вы умрете едва покинете Горы. Здесь у вас будет еда, теплая одежда и работа, будет отдых в теплой казарме и девушки, если докажете свою благонадежность, через пару лет опущу в предгорья, строить дома и растить детей, – пообещала Госпожа.

Знания о правилась существования «дани» ей суфлировала сама Гора, в облике девчонки восседающая на подоконнике.

Работяг удалось пристроить к делу, но что делать с «подарками»? В этих же комнатах обитали полдюжины смазливых мальчиков, явно неприспособленных ни к какой работе и столько же разномастных девиц самого чувственного облика. Плюс дети, от года до тринадцати лет. Авалон предстояла нелегкая задачка, но Гора подсказала вовремя. Детей всех скопом отправили в приют, расположенный в одной из деревушек за стенами замка.

– Они не платят, за то, что сирот растят, но надо заглядывать, чтобы не наглели и нормально одевали, а то норовят зимой босиком на снег выгнать, – комментировала Гора.

Госпожа подумала и приставила к детишкам старых слуг, пообещав им содержание от замка:

– Присмотрите, чтобы детей не обижали, кормили, одевали и учили, тогда и ваша старость будет спокойной.

Слуги не особо ворчали, ведь каждый получил кошелек меди и мелкого серебра, новую теплую одежду и горшок меда или пива.

Будущих обитателей гарема Госпожа велела оставить пока в этих комнатах, но прежде вымыть пол, вычистить ковры и отвести всех в баню. Пока шло решение их судеб, будущие наложники и наложницы пытались добавить себе шансов. Почему-то девушки вели себя более решительно: улыбались, подмигивали, облизывали губы, соблазнительно покачивая грудями и попами.

Из парней решительно выделился только один очень красивый и высокий парень в совершенно оборванной одежде. Судя по заживающим синякам защищался он до последнего. Выступив вперед парень изящно поклонился и приятным низким голосом сказал: