Воля под наркозом

Серегин Михаил Георгиевич

– Насчет «точки» я пока подумаю. Очень не хочется, чтобы она вытянулась в тире, высеченное на камне… Смотри и запоминай. Это – дорога, это – здания. Здесь, здесь, здесь… – расположены видеокамеры, понятно, скрытые. Всего семь штук со стороны, противоположной основным двум зданиям.

Чехов изумленно присвистнул.

– Ни хрена себе! Не спрашиваю, откуда такие сведения…

– Правильно делаешь, все равно не отвечу. Тем более что отвечать мне нечего, поскольку о данном объекте я ничегошеньки не знаю. Усекаешь? Итак, одна камера перекрывает другую, лазейки не остается. Мышь не проскочит, гарантирую. Вся техника по новейшему слову. С задков ни к одному зданию тоже не подберешься. Там своя

система охраны, в глаза не бросается. Да и особенности архитектуры не позволяют. Противоположная сторона улицы, ясное дело, тоже контролируется, но как и что там устроено – понятия не имею.

– Там улица перекопана, – вспомнил Чехов.

– Откуда знаешь? Сам был или подсылал кого?

– Сам. И в проулок заходил.

– Это плохо. Зато теперь понятно, почему наши секретчики в тебя так вцепились. Кстати, с этим ремонтом что-то не так. Яма эта – не наших рук дело.

– Понятно, – ухмыльнулся Чехов. – Думаю, там бульдозер поработал.

– В переносном смысле мы тоже ни при чем. Раскопали еще год назад, даже чуть больше. А потом у них что-то там не сложилось, не срослось. Наши от этого вопиющего безобразия уже воют. Прямо на ремонтников давить не хотят из тех же соображений секретности. Только и могут, что засыпать жалобами от представителей «легальных» организаций. Ремонтники на жалобы спокойно плюют. Ходить там, особенно в плохую погоду, невозможно.

– Это точно. Моментом в яму ухнешь. Эквилибристом надо быть.

– Ага. Так вот, сотрудники приспособились с работы на работу ходить через проходной двор. Вот этот.

– Что нам это дает?

– Пока ничего. Двор, полагаю, частично просматривается, но отдельной камеры там, похоже, не установлено. Предложения есть?

Чехов уставился на схему, постарался придать беспорядочно теснящимся мыслям какую-то стройность. Все ходы-выходы под контролем. Следовательно, продукт «тайной деятельности» должен компактно упаковываться, например на дискету, надо же как-то его выносить. Или сам по себе иметь небольшие размеры, если это не информация, а прибор, хитрое приспособление. Еще один вариант – и он наиболее логичный, – что сама деятельность ведется в другом месте, в «свободное от основной работы время», а лаборатория используется только как база. Информационная, например. Значит, придется прощупывать всех подряд сотрудников, постепенно исключая тех, кто к «дополнительной» деятельности отношения не имеет. Ни хрена себе работка! Но пока надо выудить хоть что-то, хоть какую-то тонюсенькую ниточку, за которую потом можно было бы потянуть.

– Список сотрудников достать можешь?

– Достать-то могу. Они же все под легальным прикрытием. Но опасно это. И тебе с этим вопросом никуда соваться не советую. Мы теперь оба на крючке, по твоей милости, между прочим.

– Хочешь, чтобы я извинился? – надулся Чехов.

Басин хмыкнул, честно признался:

– Насрать мне на твои извинения. Теперь от них ни жарко ни холодно.

– Спасибо за откровенность.

– Не за что. Есть у меня одна идейка. Смотри сюда. Место достаточно локализовано. Каждая видеокамера пашет круглосуточно и снабжена инфракрасной подсветкой. Сами камеры заменили недавно, поставили какие-нибудь супер-пупер. Но систему в целом менять не стали. Следовательно – система старого образца, сплошь проводная. Представляешь, сколько геморроя обслуживать все семь точек по отдельности?

– То есть ты думаешь?.. – Чехов воодушевленно выхватил схему. Басин немедленно отобрал ее обратно.

– Отдай. Я думаю, что где-то там, где – не знаю, от каждой «крошки» отходит кабель. И все они тянутся к одному коммутатору. А уже оттуда – к единому контрольному пункту.

– Да, но весь вопрос, где он находится?

– Что именно? Контрольный пункт,

вероятнее всего, – на территории самого объекта. Там ведь еще и внутренняя система охраны, полагаю, достаточно крутая. А что касается коммутатора, так он, думаю, там, где ему пришлось бы комфортнее всего, – в трансформаторной будке! Тут как раз имеется одна. А находится она вот здесь! – переполненный эмоциями Басин ткнул ручкой в нагромождение штришков, обозначающих проходной двор. Весело ругнувшись, пригладил рваные края образовавшейся дыры. – Черт! Теперь смотри, какая штука интересная получается. Здесь – дверь в трансформаторную будку. Как ни устанавливай камеру, угол здания позволит ей «увидеть» только фрагмент трансформаторной будки. Что мы имеем в итоге?

– Что дверь осталась без «присмотра».

– Вот именно.

– Можно попробовать… Но где гарантия, что двор не под контролем?

– А на кой ляд его контролировать? Отслеживать, с какой скоростью народ домой ломится?

– Логично.

– Все необходимое найдешь или помочь?

– Найду. Дружан один поспособствует. Ну что, поспешим? – Чехов раскрыл ладонь.

Басин хлопнул по его ладони своей, поднялся, кивнул.

– Да, пора. Засиделись мы. Мобильник есть?

– Не обзавелся пока.

– На, держи, – Басин вынул из кармана крохотный телефонный аппарат. – Пока этим попользуешься.

– А ты? – смутился Чехов.

– Ты мне, конечно, друг, но неужели думаешь, что я тебе последнюю рубашку отдам? Это так, про запас. У меня свой имеется, запоминай номер.

* * *

Я спешил в терапию. Несся по переходам и лестницам клиники, рассекал редкие скопления посетителей и сотрудников, как ледокол, хлопал дверьми и мчался дальше. Мне позарез нужно было сделать два дела. Во-первых, дозвониться Чехову. Во-вторых, попасть на рабочее место прежде, чем начнется повальная облава с целью установления местонахождения моей персоны.

Попав на территорию терапевтического отделения, я несколько сбавил скорость передвижения, а идти теперь старался все больше на цыпочках.

– Владимир Сергеевич! – веснушчатая медсестра вежливо потащила меня в одну из палат.

Я был бы не против, чтобы потащила она меня в какое-нибудь более уютное место, желательно с интимной обстановкой и атмосферой, располагающей к задушевной беседе. Но в данный, критический для моей карьеры, момент вполне подходила и палата.

Посмотрев на пациента, я вмиг забыл все шаловливые мысли в отношении веснушчатой сестры милосердия. По лицу грузного, немолодого уже директора супермаркета струился обильный пот, глаза лихорадочно блестели, а дышал он часто и неглубоко.

– На спину перевернуться можете?

Директор осторожно повернулся на спину, просипел:

– Язва, стерва, чтоб ее…

– Где сильнее болит?

– Вот тут, – он положил ладонь на пупок, глубокой воронкой уходящий в недра необъятного живота.

– Давно?

В голове у меня бушевали проклятия в адрес собственной безалаберности.

– Не, минуты две.

Проклятия слегка поутихли. Я потрогал жировую массу. Похоже, на прописанную диету пациент чихать хотел.

– Расслабьте живот. Здесь больно? А здесь?

Директор тихонько взвыл. Я приободрил его привычными в таких случаях фразами и повернулся к сестричке.

– Как зовут?

Та, сморщив носик, посмотрела на пациента.

– Тебя, – уточнил я.

– Верочка, – сестричка обиделась. – Вы меня уже в четвертый раз об этом спрашиваете.

– Извини, Верочка, как увижу твои веснушки, все забываю. Пациенту – термометр, сама – к хирургам. Подозрение на острый аппендицит. Ваша язва, уважаемый, к сожалению, здесь ни при чем.

Только сейчас я заметил у дверей палаты заведующего отделением.