Воля рода
Шрифт:
Если я приближался, тогда они бросались в атаку, но через несколько шагов возвращались. У меня даже мелькнула мысль, что я спокойно могу уйти, и никто не будет преследовать.
— Легион, говорите? — я улыбнулся, потом показал клинком на Альберта, — Вот в тебе Губошлёп, ещё Перовский… Много вас там?
— Много.
Я перевёл руку, показав на другого.
— И в тебе?
Тот кивнул.
— Присоединись и ты к нам, — сказал старик, — Разве может быть один воином?
— Вполне.
—
— А мне один священник сказал, что вы просто нечисть, которую богиня выдавливает на своём пути.
— Да как ты смеешь!!! — лицо Перовского на миг исказила ненависть, — Это мы… Мы выдавливаем её! Мы занимаем положенное нам место!
Я молча пошёл в новую атаку, попробовав в этот раз левый фланг. Звякнула сталь, и меня чуть не достали — на моём плече возник свежий порез. Зато противник захрипел и, схватившись за горло, осел на колени, потом рухнул лицом вниз.
— Минус три…
Альберт расхохотался, но уже без былой искорки в глазах. Он оглянулся на Эвелину:
— Осталось недолго, — потом показал на истекающего кровью напарника, — А они вернутся в ещё большем количестве.
Огоньки, парящие сверху, стали расширять круг. И между ними неожиданно открылась… Пробоина.
В ней плыла Чёрная Луна. Круглое тело совсем не отражало света, и увидеть её можно было только по исчезающим звёздам, которые она заслоняла. Это всё равно, что смотреть в чёрные глаза дьяволу, и пытаться разглядеть в них такие же чёрные зрачки.
Да, прямо в этом зале, всего в нескольких метрах сверху, мне явилась Чёрная Луна. На меня повеяло диким холодом, и от ужаса свело челюсти. Всё тело будто парализовало.
— Это пустота… — голос Альберта прозвучал гораздо ближе, но я не мог двинуться.
Я почуял, как его разум коснулся моего, и непослушный кокон сразу же свернулся.
Там, за скорлупой кокона, медленно двигалась огромная чёрная тень. Только если раньше любой враг представлялся мне хищной птицей, то теперь тень была идеально круглой.
Я сидел в своём ментальном укрытии, не сводя глаз с объекта, кружащего вокруг. Нутром-то я понимал, что это — Чёрная Луна, но сама абсурдность происходящего не давала в это поверить.
Что всё это значит? Что за игры разума?
Луна сделала один оборот вокруг моего кокона, и по скорлупе пошли трещины. Кокон пытался сопротивляться, но сила воздействия была слишком огромной.
Через несколько секунд целые куски скорлупы стали отлетать, и образовавшееся отверстие стало ужасно напоминать Пробоину. Я даже никогда и не думал, что может быть там, снаружи…
А там были всё те же звёзды. Которые заслонялись появившейся сбоку Чёрной Луной.
Чёрная Луна идёт… И нигде от неё не скрыться, даже в моём крепком коконе.
«Тим…» — голос Эвелины был еле слышен.
А я таращился и таращился на Чёрную Луну, чувствуя, как что-то чёрное и холодное вливается мне в душу. Оказывается, жжёный пёс по ощущениям может быть ледяным.
«Тим, услышь меня…»
Но я уже видел, что такое — Легион. Тысячи душ, собранных вместе, чтобы дать отпор богам.
Когда боги сотворили Вселенную, они дали людям жизнь, подарив частички своей души и свободу. Душа бога огромна, и частиц тоже может быть много… Единственное ограничение для человека — смертность.
Но кто-нибудь хоть когда-нибудь пытался ответить на вопрос — а что, если все эти души собрать обратно? Что… а точнее, кто получится?
Легион и был этим «кто»…
Единственным, кто осмелится дать отпор богам, для которых миры — это только игрушки. Но Легион не мог побороть то единственное ограничение, оставленное богами, словно в насмешку.
Души умирали, Легион собирал новые, и поэтому мог жить долго, почти вечно. Но это не было настоящим бессмертием, и побираться крохами от могущества творцов было невыносимо.
Значит, нужна была душа бога…
— Но богам нет дела до созданных ими миров, — голос Альберта звучал в голове, резонируя с мерцающим зрачком Чёрной Луны, — Только Незримую волновали жизни смертных, и она вернулась, чтобы угодить в ловушку.
— Ловушку… — заворожённо повторил я.
Какая-то часть меня всё ещё сопротивлялась, но это доносилось будто сквозь вату. Потому что сила Чёрной Луны была безгранична.
Тысячи лет назад в этом мире смертельно ранили богиню… Огромная зияющая рана в небесах, и раскиданные по землям чакры, и расколотый разум — это следы той катастрофы.
Альберт, которого я мог только слышать, недобро засмеялся:
— Да, Пробоина — это рана в сердце Незримой.
Я стиснул зубы, почуяв, как где-то внутри начинает ворочаться злость. Враги могли бить и пытать меня, могли прокручивать мои плоть и кости через мясорубку. Но если они попытаются сделать это с той женщиной, которую я считаю своей…
— Моя, — прошептал я.
— А все эти Вертуны, видимые и невидимые, с их стихиями и магией — продолжал Альберт, — это чакры богини…
Эвелина на миг возникла перед моими глазами, такая, как я её видел много дней назад. Обнажённая, скачущая верхом на «угольке» — мне прекрасно слышался её голос, который разносился по пустыне, чернеющей от надвигающейся тьмы.
«Я не хочу возвращаться!»
«Да, Тим, не хочу…» — кажется, Избранница всё ещё пыталась до меня достучаться.