Волынщик у Врат Рассвета
Шрифт:
— Воды мало, приток Шаабы высох, а озеро цветет и гниет, — продолжал горестно он. — И Микке совсем худо. Сегодня вечером всей деревней будем молиться Великому Отма-Ту… А что делать, если Всемогущая Маала нас не слышит?
Я неопределенно воздел глаза к ненавистному небу, проглядывающему сквозь пожухлую листву дубравы.
— Как думаешь, Поль, стоит нам заплатить дань этим подлым, вонючим как дерьмо старого зарпуса, дартохенам, коли Микка отправится на днях в долгий путь до Парс-Здаалги?
Микка — парень чуть постарше меня (если правомочно, однако, сравнивать наши возраста),
— Нужно уходить на север, в леса, — сказал я. — Или к ватанам, на запад, к морю. Да хотя бы к горам на северо-востоке, недалеко ведь!
Я это твержу ему уже три или четыре года, но у нас всегда происходит один и тот же разговор, слово в слово.
— Почему, о всезнающий Поль?
— Милатохены страдают! Ты и другие вожди в от ответе за свой народ…
— Это наша земля! Земля наших предков!
— Здесь плохо, сам же видишь.
— В этой долине погребены тысячи поколений славных сынов Великого То-Хена, здесь выросли мой дед, отец, я, три моих сына и семеро внуков. На самом деле нас очень много! Больше чем есть!..
Интересная логика, всегда отмечал я на этом месте.
— …Ты просто не видишь тех, кто сейчас в Парс-Здаале, тех, кто наблюдает денно и нощно за нами! Разве можно покинуть их, порвать нить, пуповину, связывающую нас с ними? Разве на земле предков может быть плохо?!
— Нужно собрать совет, — уклончиво ответил я.
Вождь задумчиво потер свои уши, которые у аборигенов, длинные и узкие, с характерным «пяточком» мочек, достигают скул. Сей же жест означал усиленную умственную деятельность.
— Надо подумать, — наконец, сказал он. — В нашей деревне эниала дартохенов больше нет. В Сиалпене тоже. В Тритуре их и не было никогда, больно они уж далеко от этих мест…
Перечислить остальные пять деревень Ритер-Не не дал мальчуган, ломившийся напролом через кусты. Он подлетел к нам и, с вытаращенными от страха глазами, начал оказывать формальные знаки внимания — сначала вождю, а потом и мне, как «Могучему и Мудрейшему Человеку-с-Неба», толком не отдышавшись и запинаясь на каждом хвалебном слове. Пот градом катил с него, заливая раскосые ярко-желтые глаза с узким вертикальным зрачком, как у земной кошки.
— Инетаны! Инетаны идут… — наконец, полепетал, захлебнувшись собственной слюной.
— Как?! Откуда?! Сколько?! Кто?! Что?!
Мы вскочили.
— Прискакал гонец дартонехов, говорит, целые их полчища идут с юга, из пустыни! Они скоро будут здесь!
Инетаны — очень опасные хищники, размером более метра, по виду напоминающие земных громадных скорпионов. Они имеют небольшую мерзкую головку с шестью маленькими глазками и пасть, усеянная режущими пластинами, светлый чешуйчатый покров, как у броненосца и восемь конечностей. И это, не считая клешней, свободно перекусывающих палец или среднюю по толщине палку. Сзади у них располагается жалящий хвост, разумеется, ядовитый, но и одного его удара хватает, чтобы выдрать из жертвы солидный клок мяса. В общем, ужасная тварь.
Обычно они держатся небольшими группками дальше к югу, к горячим пескам, периодически совершая набеги на флору и фауну северных, более влажных районов. В голодные же или засушливые годы, как этот, они собираются в гигантские стаи на подобие саранчовых и мигрируют в более перспективные земли. И тогда горе тому, кто встретится на их пути… На второй год моей клондайковской робинзонады я стал невольным свидетелем такого переселения, но оно, слава Богу, прошло несколько в стороне от здешних мест. Сейчас же рассчитывать на такое везение было бы не совсем благоразумно.
Мы опрометью бросились к деревне, и уже на подходе к ней поняли, что в ней творится что-то неладное. Инетаны! Они были уже здесь! Несколько особей молнией прошмыгнуло между домов, из окон которых на нас испуганно смотрели побелевшие лица женщин и детей.
А на центральной площади вовсю шла битва. Милатохены, сбившись в кучу, яростно отбивались длинными копьями и остро отточенными обсидиановыми топорами от пяти или шести тварей, окруживших их. Несколько аборигенов уже погибло, но и недвижные тушки гигантских насекомых, обагрив многострадальную землю милатохенов рыжей кровью, усеяли ее, показав путь продвижения хищников.
Ритер-На взревел и, выкрикнув несколько непонятных мне слов и выхватив топор у одного из воинов, ринулся в самую гущу, сразу же разрубив одного инетана пополам. Я не отставал от него — подобрал оброненное кем-то копье и последовал в гущу событий.
Признаюсь, было страшно. Аборигены любили рассказывать долгими темными вечерами всякие страхи про этих тварей, но тогда я не задумывался над этим. В такой свалке было важным не проткнуть своего — на моих глазах Каира, высокий медно-красный воин со скрученными в высокий колтун волосами, по неосторожности отсек своим топором ухо своего соседа, кажется, Папареле, пытающегося поддеть копьем особо изворотливого инетана.
Не скрою, я также уничтожил одну бестию, удачно загнав ей копье прямо в голову, в мягкое место между ушным отверстием и рядом глаз.
В считанные минуты все было кончено. Деревня понесла достаточно большую потерю — на площади полегло пять воинов, но еще двое корчилось в предсмертных муках, отравленные ядом чудовищ, которых, в свою очередь, было уничтожено более дюжины.
Ко мне, надрывно дыша и потрясая топором, с которого капала яркая кровь, подскочил Ритер-На.
— Поль! Поль! Они самки! Самки! Понимаешь?!