Волынская мадонна
Шрифт:
За пару верст до Подъярова партизаны извлекли из стога в поле трясущуюся парочку, парня с девкой. Поляки, бежали из Возыря. Шли ночами куда глаза глядят. Уверяли, что к русским, но кто их знает. Днем прятались в укромных местах.
От них Николай Федорович и узнал, что произошло в повете. С цепи сорвалась УПА, показала свое настоящее лицо. Он плевался от злости, клял себя за проявленную недальновидность. Ведь у него имелась возможность устроить парочку засад, поумерить пыл этих мерзавцев.
По поводу собственной базы в Росомаче он не переживал. Попасть в урочище постороннему
Из передового дозора прибежал молодой боец Сенька Лепский, взволнованно сообщил, что в селе что-то не так. Слишком уж тихо там.
Николай Федорович рассредоточил людей, отправил вперед разведчиков. Те вернулись какие-то снулые, сообщили, что в селе пусто, можно заходить, но лучше этого не делать.
Похоже, поляков в этой местности бандеровцы истребляли подчистую, от мала до велика. Партизаны блуждали по селу, заглядывали в дома, выясняли, нет ли выживших.
Глинский забросил за плечо «ППШ» и уныло созерцал тела, разбросанные по пустырю. Раненых тут не было. Можно не проверять. После УПА таковых не остается. Нелюди, каких земля не знает. Ладно, убивали бы мужчин, способных держать оружие. Но эти звери кончали всех, включая маленьких деток.
Такого Николай Федорович Глинский никогда не понимал. Кем же надо быть?
Советская власть тоже многое себе позволяла. Бывший майор милиции считал, что на это имелась суровая историческая необходимость. Она высылала, сажала, расстреливала. На той же Волыни с тридцать девятого года в ходе коллективизации было разрушено и официально снято с учета больше тысячи хуторов. Их жители переезжали в села, а кто-то отправлялся и в Сибирь.
Но при чем тут дети? Хоть одного беззащитного ребенка Советская власть убила?
Вчера он спорил с поляками до хрипоты. Те горели праведной местью. Мол, кровь за кровь. Раз хохлы уничтожают польские села, то и мы будем жечь украинские!
И ведь уже начинается. В Кахновском уезде на границе с Польшей поляки из Армии Крайовой атаковали украинское село Чернополье. Ночью пришли, застали врасплох, перебили всех до единого. Конечно, в Чернополье много бандеровской мрази проживало, но ведь были и обычные крестьяне. Так нет, всех под одну гребенку, включая детишек и беременных баб. Неудивительно, если после такого хохлы опять с цепи сорвутся, будут мстить в десятикратном масштабе.
Грузная ворона слетела с тела красивой девушки с длинными косами, подалась на крышу, тяжело махая крыльями. Не наелась еще.
Глинский отвернулся.
К нему подошел, отдуваясь, полковник Елисеев, вытащил пачку «Казбека», молча предложил. Глинский не отказался. Две недели прошло, как сброшен был полковник на их больные головы, а он до сих пор смолит свои папиросы, купленные в Москве. Это сколько же он их с собой припер, да и как? Хлеба человеку не надо.
– Такие вот дела, Николай Федорович, – пробормотал полковник, щелкая немецкой зажигалкой. – Веселый у вас район, ничего не
– Веселый, Василий Емельянович, – согласился Глинский. – Так дальше пойдет, веселиться некому будет. Ты да я останемся.
– Не преувеличивай, – сказал полковник. – На Западной Украине очень высокая плотность населения. Евреев истребили, поляков тоже, хохлы друг друга усердно режут, и все равно высокая плотность.
– А толку-то, – заявил Глинский. – Остаются свидомые патриоты, та самая категория населения, которая традиционно ненавидит Советскую власть и готова сотрудничать хоть с Гитлером, хоть с чертом рогатым. Представь, Василий Емельянович, наши через годик сюда придут, немцев на запад погонят. А ведь вся эта бандеровская плесень останется, в леса попрячется, под землю полезет, будет гадить, пока ее под корень не изведешь. А как это сделать, если тут, как ты сам говоришь, очень высокая плотность населения? Слышал про дивизию СС «Галичина»? Она формируется только из добровольцев. Желающие валом валят. Взамен двух убитых десять новых приходят. Немцы еще только обучают дивизию, а про нее уже гуляет дурная молва. Эти вояки орудуют в Польше, в Югославии, во Франции, сжигают мирные поселения, уничтожают партизан с помощью немецкой техники.
– Да, слышал. – Елисеев махнул рукой. – Отборное зверье туда набирают. Вот и получается, Николай Федорович, что наша нынешняя задача – минимизировать те бедствия, что причинит УПА, оказавшись у нас в тылу. Не поляки наши враги. Я не советовал бы сейчас тебе связываться даже с немцами. Эшелоны под откос – другое дело, а вот затяжное противостояние с фрицами – это неправильно. Их отсюда выбьют. Дело не в немцах, а в поборниках так называемой самостийности. Ты понимаешь, о чем я?
– Да уж не маленький, Василий Емельянович, – сказал Глинский.
– Что тут произошло, по-твоему? – спросил полковник. – Столы накрыты, выпивка, закуска, опять же гармошка. Думаешь, поляки под стволами все это принесли и развлекали бандеровцев?
– Думаю, те под наших рядились. – Глинский поморщился. – Сказали, что не дадут в обиду, вот сельчане и расстарались. А как нажрались да напились, давай зверствовать.
– Товарищ командир! – подбежал Володька Кондратьев, смышленый заместитель по разведке. – Пусто, не осталось никого. Может, кто-то утек, если повезло. Они перед управой побоище устроили, а потом по домам прошли, в зажиточных хатах все перевернули, забрали ценные вещи. Мы несколько мертвых старух нашли да мужика безногого. Эти сволочи развлекались, вилами к полу прибивали. Жечь дома не стали, уморились, наверное. Или лень было.
– Я понял, Володька, – буркнул Глинский. – Бери людей, проверь все подходы к селу, особенно с запада. – Когда Кондратьев убежал, командир отряда повернулся к Елисееву и проговорил: – Как бы не по наши души приходили эти упыри. С поляками покончат, за нас возьмутся. Им постоянно надо кого-то убивать. У них людские резервы неистощимы, плюс немцы, а у нас бойцов кот наплакал. Дождемся Кондратьева с докладом и будем уходить на базу.
Доклад последовал раньше, чем ожидал Глинский. Разведчики бежали навстречу ему от западных строений.