Вообрази себе картину
Шрифт:
Если бы ему дали волю, демократ Клеон запретил бы всякую критику на театре и лишил бы всех и каждого права противоречить ему. Он казался скорее нашим современником, чем человеком классической эпохи, когда вопил в Народном собрании:
— Мне и прежде уже не раз приходилось убеждаться в неспособности демократии править империей!
Европейский император Карл V принадлежал, как говорят, к числу лучших в Священной Римской империи. Он отрекся от престола, чтобы уйти в монастырь. Своему сыну Филиппу II он передал трон Испании, испанские владения на Сицилии и в Неаполе, Испанскую Америку и все те территории на севере
Большую часть своей долгой жизни Филипп II провел в попытках восстановить католицизм в Нидерландах, где люди в большинстве своем и без того были католиками, а также навязать себя в качестве короля населению, уже признавшему его таковым.
Однако во главе посланной туда армии он поставил герцога Альбу, человека бестактного и бессердечного. Жестокость и зверства герцога Альбы возбудили несмелые протесты и в конце концов подтолкнули оппозицию к вооруженному возмущению, продлившемуся восемьдесят лет.
В восстании Нидерландов сыграла определенную роль и традиция: поколения дворян, торговцев, крестьян и даже королевских чиновников уже привыкли к значительной местной автономии, от которой им вовсе не хотелось отказываться в угоду далекой центральной власти. Присутствие же на их земле чужеземных солдат вспоило чувство обиды и укрепило враждебность.
Вильгельм Оранский, бывший в качестве штатгальтера Голландии, Зеландии и Утрехта высшим в Нидерландах представителем испанской короны, в конце концов присоединился к голландскому сопротивлению и со временем возглавил его.
Прошедший лютеранскую выучку немецкий католик с отличавшимися терпимостью религиозными убеждениями, Вильгельм был наследным владетелем земель в немецкой области Нассау, а также княжества Оранского, что на юго-востоке Франции.
Когда выяснилось, что наиболее преданными его сторонниками являются кальвинисты, он принял их веру.
Поскольку испанские армии все глубже проникали во Фландрию, Вильгельм перенес свою штаб-квартиру из Брюсселя, а затем и из Антверпена в голландский город Дельфт. Голландские провинции Нидерландов и вправду выглядели провинциальными в сравнении с Бельгией, особенно если вспомнить барочные увеселения, которым предавался там фламандский двор, и человек с характером послабее мог бы уступить Филиппу, дабы вновь погрузиться в эту роскошь.
Голландская Война за освобождение была явлением удивительным, ибо началась она не как восстание, да и войной за освобождение ее никто не считал, пока после первых ее двадцати лет формальный акт низложения не придал этим словам нового смысла.
«Акт о низложении Господина Низинных Земель, Филиппа II» официально отменял подданство Филиппу как нарушителю подразумеваемого общественного договора между властителем и его подданными, в силу которого источником власти правительства служит просто согласие управляемых. Эта декларация независимости голландцев на двести лет опередила американскую Декларацию независимости и на шестьдесят — гражданскую войну в Англии.
Национальный гимн Голландии, сочиненный около 1570 года, еще в 1985-м содержал клятву верности испанской короне.
Из семнадцати провинций, изначально входивших в состав Нидерландов, независимость получили только семь северных. Из них по названию известны лишь некоторые — Голландия, Зеландия, Утрехт и, возможно, Фрисландия;
Вильгельм Оранский, известный также как Вильгельм Молчаливый, был отцом-основателем этой новой страны, к которой сам он никакого отношения не имел; и вот, за шестьдесят четыре года до завершения войны за освобождение, а именно в один из дней года 1584-го, в два часа пополудни, он был убит у себя в доме тремя пулями, выпущенными ему в грудь из пистоля, деньги на покупку которого он же и ссудил.
Убийца, Балтазар Жерар, вдохновленный главным образом объявленной королем Филиппом крупной наградой, был католическим фанатиком, проникшим в дом Вильгельма Оранского под личиной нищего кальвинистского фанатика, отца которого сожгли как еретика. Вильгельм дал ему денег на еду и приличное одеяние, а Жерар купил пистоль, пороху с пулями и застрелил своего сострадательного благодетеля.
Балтазар Жерар не был ни голландцем, ни испанцем, он был бургундцем. Его схватили при попытке сбежать.
Его предали допросу и пытке. В передышках между допросами и пытками он чувствовал себя вполне непринужденно и мирно беседовал со своими поимщиками.
Вынесенный ему приговор был ужасен, пишет Мотли в своем «Возникновении Голландской республики».
Его приговорили к смерти: постановлено было, что правую его руку сожгут каленым железом, что плоть его будет в шести различных местах отодрана от костей щипцами, что его заживо четвертуют и выпотрошат, что сердце вырвут из груди и бросят ему в лицо и что его, наконец, обезглавят.
Зрители благоговейно дивились поразительной выдержке, с которой он переносил каждое из названных наказаний. Под конец он даже улыбнулся толпе, когда у одного из палачей возникли на эшафоте некие комические затруднения. Он слегка вздрогнул, только когда в лицо ему бросили вырванное из груди сердце. Вскорости после этого он, как рассказывают, испустил дух.
Премия, назначенная Филиппом и доставшаяся родителям Жерара, представляла собой три цветущих сеньората, принадлежавших Вильгельму Оранскому, — Филиппу она ни гроша не стоила. Таким образом, пишет Мотли, демонстрируя изрядную риторическую соразмерность, щедрость принца оплатила оружие, которое оборвало его жизнь, а его имения образовали тот фонд, из которого была вознаграждена семья убийцы.
Тем не менее расходы, сопряженные с ведением войны, оказались для Филиппа великоваты. К концу столетия его одолело стремление к миру, и в 1609 году Голландия с Испанией подписали Двенадцатилетний мир.
После убийства Вильгельма Оранского руководство восстанием перешло к его сыну Морицу, графу Нассау, который остановил продвижение испанцев и вернул Голландии ее прежние границы. Он, однако, не преуспел в достижении цели более крупной — отобрать у Испании оккупированные территории Нидерландов, на которых располагались по праву принадлежащие его роду земли, а также земли других фламандских беженцев, жаждавших наступательной войны. Осуществлению честолюбивых помыслов Морица воспрепятствовало тупоголовое нежелание голландских бюргеров и дальше оплачивать войну, которая им больше не казалась необходимой, да к тому же и мешала торговле.