Вопреки. Том 3
Шрифт:
– Он – лишь повод для тех, кто сидит на низком старте, ожидая моего промаха.
– Вот именно! Ты войдёшь в историю, как Герцог, разваливший мир!
– Эва, но Сакраль уже рушится. С нашим сыном или без него, это лишь дело времени!
Он сделал движение навстречу, чтобы обнять Эванжелину, но она отстранилась:
– Нет. Это всё испортит.
– Мне без разницы, – твёрдо ответил он, – Я так скучал… любовь моя, мне без тебя мир не мил, иди ко мне!
И тогда она поддалась, ведь её хладнокровие было напускное, как и всегда. Момент воссоединения она наконец почувствовала, как сильно устала, как мало в ней сил и как её тело было напряжено
– Ты изменился… – очень тихо прошептала она, уткнувшись носом в его плечо.
– Многое изменилось, мне пришлось лишь подстроиться.
– Магия, Феликс… больше не та, она совсем другая, а будет ещё хуже. То, что мы почувствовали на Убуде…
– Не напоминай мне про тот день! – свирепо рыкнул Блэквелл, – Я клянусь, однажды этот чёртом остров ответит за все свои чудовищные преступления, слово Блэквеллов!
Эта история не случайно так разозлила Феликса, ведь на то было две причины: во-первых, в момент, когда они подплывали к острову с внеплановым визитом (который был организован старейшинами Убуда), Эванжелина вдруг начала метаться от одного конца палубы к другому. Её скрутила боли в животе, голова болела так, что склеры покрылись капиллярами и смотреть на это было невозможно больно. Тогда Феликс, который ещё не знал о беременности Эванжелины, отдал приказ бросить якорь. Они остановились в ста метрах от острова и долго молчали, пока Герцог не решил оскорбить достоинство старейшин, отклонив приглашение. Блэквелл сам чувствовал неладное, но понять в чём причина не мог, поэтому решил не рисковать жизнью любимой женщины, которая уже в тот момент носила под сердцем его малыша. Второй причиной гнева Феликса при воспоминании о том дне было то, что произошло, когда корабль развернулся в сторону Мордвина. Эванжелина долго молчала и о чём-то рассуждала, не давая ни малейшего шанса поучаствовать в этом процессе. В тот день она решила покинуть Феликса навсегда, что и сделала, когда корабль зашёл в ближайшую гавань.
– Так было нужно, – ещё раз повторила Эва в ответ на мысли любовника, после их страстного воссоединения, от которого оба не могли перевести дыхание.
Она села в постели и потянула на себя простыню, смущённо прикрывая живот, который выдавал недавнюю беременность, но Феликс не видел в этом ничего постыдного поэтому дёрнул простынь на себя и опрокинул Эванжелину на кровать, рассматривая затягивающейся шрам от пореза:
– Почему он зарастает так долго? – спросил он, водя по границе разреза.
– Малыша пришлось вырезать недоношенным, потому что я уже не могла больше его носить… сил не хватало. Линда говорит, что возник конфликт плода и материнской магии. У меня был пятый уровень, у тебя второй, когда мы его зачали… он силён в тебя, поэтому магия раздирала меня изнутри, мне казалось, что меня вот-вот разорвёт на части.
– Как он вообще выжил – в этом вопрос!
– Потому что он… – Эва говорила настолько восхищённо, что в её больших синих глазах, казалось, отражался весь мир, – Он – совершенство, Феликс! Он – лучшее, что случалось с миром…
– Ну вот, – улыбнулся Герцог, – За семь месяцев ты променяла меня на маленькую писающуюся креветку с глазами-бусинками. Ты больше меня не любишь?
– Люблю, но теперь ещё больше, ведь ты подарил мне его!
– Ты сказала, что он – конец единого Сакраля, а потом, что он лучшее, что с нашим миром случалось. Парадоксальные высказывания, Леди Вэйнс.
Вдруг взгляд синих глаз померк, и лицо стало таким грустным:
– Линда вырезала его вечной сталью, потому что он не хотел выходить никак иначе. Не плакал совсем, лишь хныкнул от обиды, что его вынесли на свет, а в те минуты, когда порезали пуповину, я вдруг ощутила такую боль, что… – она замолчала, переводя дыхание, – Феликс, магия странно отреагировала. Винсент – особенный, он благословлён магией, он совсем не похож на других младенцев, я тебе клянусь. Я провела с ним всего полторы недели, но за это время я чувствовала столько, что не передать.
Феликс лёг на спину и притянул Эванжелину на себя, прикрывая сверху простынёй и покровительственно обнимая, давая понять, что бояться нечего, пока они вместе:
– Что это за беспробудный сон?
– Это… – она замерла и спрятала лицо в ладонь, – Не знаю. Мне показалось, что я видела какой-то странный сон, ведь такого быть просто не может.
– Что ты видела?
– Винсента. – хмыкнула она, – Только ему в моём видении примерно столько же лет, сколько сейчас тебе. Вы очень похожи, только он… неряшливее что ли! Там был и Элайджа. – она закусила губу, зная, что эта тема не самая лучшая для обсуждения.
Эванжелина ненавидела маленького Герцога всем сердцем, и это было взаимно. Их первая встреча получилась случайной, когда Эва прибывала в Мордвине инкогнито, она тогда нечаянно наткнулась на семилетнего Элайджу Блэквелла, буквально столкнувшись с ним спинами. Они отлетели друг от друга как однополярные магниты и щетинились подобно кошке с собакой. Элайджа к семи годам, проведёнными бок о бок с семейством Вон Райн, имел привычку обзывать людей в неподобающей для юного Герцога манере:
– Отребье! – кирнул надменный мальчик, и завёл руки за спину, задирая при этом нос.
– Какой же он грязный, кошмар! – ответила Эва, заведя в тупик Феликса, ведь мальчик выглядел опрятно и на нём не была ни единого пятнышка.
Почему она тогда сказала открылось позже, буквально пару недель назад, когда случилось кое-что до крайности неприятное. Юный Герцог разозлился на своего пса, которого Феликс подарил пару лет назад, за то, что тот не несёт ему мячик. Вместо возможных вариантов дрессировки или наказания, Элайджа повёл себя совсем уж неожиданно: он просто убил своего любимца.
Не зная, как реагировать, Феликс пытался объяснить мальчику, что тот совершил ужасное, но вместо раскаяния видел в светлых глазах своего наследника упрямство. Тогда Герцог не на шутку разозлился, лишил всех игрушек (в том числе любимого «потешного полка», который выполнял любую прихоть Элайджи) и отвёз сына в поместье Пемберли-Беркли, чтобы провести с ним воспитательную работу вдали от тех, кто поощрял любой каприз юного Герцога.
Через пару дней полного послушания Элайджи, Феликс наконец расслабился, и готов был пойти на мировую с сыном, но тот… пришёл со своим мёртвым гниющим псом, глаза четвероногого вываливались из орбит, но он всё же шёл, высунув язык наружу в ожидании команды маленького хозяина, который был собой очень доволен.
Феликс Блэквелл сел в ступоре, потому что в тот миг понял, что Элайджа Блэквелл балуется самой страшной из существующих практик в магии: Некромантией.
– Сынок… что же ты наделал? – только и смог из себя выдавить Феликс.
Пришлось дождаться, когда сын уснёт и сжечь мертвоходящего пса в ночи. Это было странным открытием для Феликса, и это тревожило его не прекращая, а со словами Эванжелины о её странном сне, возобновилось с новой силой:
– Говори, – велел он своей любимой, и та продолжила: