Вопрос и ответ
Шрифт:
Я сбрасываю с себя одеяло, чтобы встать, но живот тут же пронзает молния боли. Я вскрикиваю и падаю назад.
— Ну вот, шов потянула! — с упреком говорит Мэдди, подскочив ко мне.
— Пожалуйста! — Я скриплю зубами от боли. — Надо выбираться отсюда. Надо бежать!
— В таком состоянии бегать нельзя, — говорит она, протягивая руку к моей повязке.
И в эту секунду в палату заходит мэр.
6
РАЗНЫЕ СТОРОНЫ
Ведет его госпожа Койл. Лицо у нее еще суровей, чем всегда, лоб нахмурен, губы поджаты. Хоть мы виделись всего раз, я прекрасно понимаю, что она очень недовольна происходящим.
Мэр встает за ее спиной. Высокий, худой, но широкоплечий, весь в белом… и в шляпе, которую даже не потрудился снять.
Мне впервые удается рассмотреть его как следует. Когда он подошел к нам вплотную на площади, я истекала кровью и умирала.
Но это он.
Ошибки быть не может.
— Добрый вечер, Виола, — говорит мэр. — Я так давно мечтал с тобой познакомиться.
Госпожа Койл замечает, что я пыталась скинуть одеяло и что Мэдди тянется ко мне:
— Что случилось, Мадлен?
— Ей кошмар приснился, — отвечает Мэдди, переглянувшись со мной. — Боюсь, как бы шов не разошелся.
— Хорошо, позже посмотрим, — говорит госпожа Койл и серьезным тоном — так что Мэдди сразу настораживается — добавляет: — А пока дай ей четыреста единиц корня Джефферса.
— Четыреста? — удивленно переспрашивает Мэдди, но потом замечает выражение лица начальницы и тотчас кивает: — Хорошо, госпожа Койл.
Напоследок стиснув мою ладонь, она выходит из комнаты.
Оба долго смотрят на меня, потом мэр говорит:
— Спасибо, госпожа.
Она тоже выходит, бросив на меня молчаливый взгляд — то ли она хочет успокоить меня, то ли попросить о чем-то или предупредить, — но я слишком напугана, чтобы попытаться это выяснить. Она закрывает за собой дверь.
И я остаюсь наедине с мэром.
Он тянет время и молчит, пока мне не становится окончательно ясно: надо что-то сказать. Я кулаком прижимаю к животу простыню, все еще чувствуя резкую боль при каждом движении.
— Вы мэр Прентисс. — Мой голос дрожит, но я все-таки произношу это.
— ПрезидентПрентисс, — поправляет меня он, — но ты меня знаешь как мэра, разумеется.
— Где Тодд? — Я смотрю ему в глаза. Не моргая. — Что вы с ним сделали?
Он опять улыбается:
— Твои первые слова были умными, вторые — храбрыми. Думаю, мы подружимся.
— Он ранен? — Я сглатываю поднимающуюся в груди боль. — Он жив?
Первую секунду мне кажется, что он и не подумает отвечать, даже не подаст виду, что услышал мой вопрос, однако в следующий миг я получаю исчерпывающий ответ:
— У Тодда все хорошо. Он жив, здоров и постоянно спрашивает о тебе.
Я вдруг понимаю, что все это время не дышала.
— Правда?
— Разумеется.
— Я хочу его увидеть.
— Он тоже хочет тебя видеть, — говорит мэр Прентисс, — но не торопись, всему свое время.
Мэр продолжает улыбаться, почти по-дружески.
Передо мной стоит человек, от которого мы бежали несколько недель подряд, он стоит рядом со мной, а я даже не могу толком пошевелиться.
И он улыбается.
Почти по-дружески.
Если он что-нибудь сделал Тодду, если он хоть пальцем его тронул…
— Мэр Прентисс…
— Президент Прентисс, — снова поправляет меня он, и вдруг его голос веселеет: — Впрочем, можешь звать меня Дэвид.
Я ничего не отвечаю, только еще сильней давлю на повязку, не обращая внимания на боль.
В мэре есть что-то странное. Что-то неуловимое…
— Конечно, если позволишь называть себя Виолой.
Раздается стук в дверь, и в палату входит Мэдди с каким-то пузырьком в руке.
— Корень Джефферса, — говорит она, глядя в пол. — От боли…
— Да-да, конечно. — Сложив руки за спиной, мэр отходит от кровати. — Делайте что нужно.
Мэдди наливает мне стакан воды и смотрит, как я проглатываю четыре желтые капсулы — на две больше, чем мне давали раньше. Потом она забирает стакан и, стоя спиной к мэру, бросает на меня многозначительный взгляд — без тени улыбки, зато очень решительный и храбрый, — так что мне сразу становится чуть спокойней, чуть легче.
— Она быстро утомится, — предупреждает Мэдди мэра Прентисса, все еще не глядя на него.
— Понимаю, — кивает тот.
Мэдди выходит, закрывает за собой дверь, и по моему животу тут же разливается приятное тепло. Однако боль и дрожь уходят не сразу.
— Ну, можно? — спрашивает мэр Прентисс.
— Что?
— Называть тебя Виолой?
— Я не в силах вам помешать, — говорю я. — Зовите как хотите.
— Хорошо, — отвечает мэр, не садясь и не шевелясь, с прежней улыбкой на лице. — Когда тебе станет лучше, я бы очень хотел с тобой побеседовать.
— О чем?
— Как же, о кораблях, разумеется. Которые с каждой минутой все ближе и ближе.
Я проглатываю слюну:
— О каких еще кораблях?
— О нет, нет, нет. — Он качает головой, хотя продолжает улыбаться. — В начале нашего знакомства ты проявила такую храбрость и ум… Прошу, не порть это впечатление. Страх не помешал тебе обратиться ко мне уверенным и спокойным голосом. Твое поведение достойно восхищения. — Он опускает голову. — И все же этого недостаточно. Мне нужна честность. Мы должны начать с честности, Виола, иначе как мы вообще можем чего-то добиться?
«Добиться чего?» — думаю я.