Вор в роли Богарта
Шрифт:
Ведь что, к примеру, произошло в Чернобыле? Там у них имелся какой-то прибор с сигнальным устройством, и, когда вся эта штуковина жахнула, прибор не подвел, сработал как полагается. И какой-то несчастный придурок взглянул на него и решил, что он, должно быть, сломался, — потому как показания там были совершенно ненормальные. И проигнорировал их.
И все равно факт, что стать героем «Самого смешного американского видео» мне вроде бы не суждено, сам по себе отраден.
Спустившись на четыре этажа, я сперва убедился, что в холле никого, затем подошел к квартире
Ничего сложного. Если хотите познакомиться с самыми хитроумными замками, в роскошные здания на Парк-авеню заглядывать вам не следует. Ищите их в многоквартирных домах или же особнячках, где нет ни портье, ни консьержей. Там вы обнаружите решетки на окнах, систему сигнализации, самые немыслимые замки, которые только изобретал мозг человеческий. В квартире «8-В» было два замка: один «сигал» и один «рэбсон», оба — стандартные штифтовые цилиндры, вполне крепкие и надежные, но не сложнее кроссвордов, публикуемых в программе телепередач.
Я одолел первый замок, перевел дух, затем благополучно отпер второй, потратив на все про все времени не больше, чем на то, чтобы об этом рассказать. Даже обидно стало, что все оказалось так просто.
Умение справляться с замками — это, знаете ли, своего рода искусство, и по технической сложности оно не намного отстает от хирургической операции на мозге. Под чутким руководством любой мало-мальски способный человек может освоить азы этой науки. Обучил же я, к примеру, Кэролайн, и она начала весьма сноровисто открывать простые замки, но потом заленилась, перестала практиковаться, и все мои труды пошли прахом.
Я же — совсем другое дело. У меня к этому природный дар, и вопрос тут даже не в технике. Есть в этом занятии некая мистика, заставляющая впадать в особое состояние духа, когда я открываю дверь, а затем вхожу. Я не в силах описать это хоть сколько-нибудь вразумительно, а если бы и мог, это наверняка показалось бы вам скучным. Но замки для меня — это порыв, вдохновение, колдовство, нет, серьезно! Вот почему я достиг таких высот в этом ремесле — и потому же никак не могу с ним расстаться.
Когда второй замок, испустив тихий вздох, поддался, я испытал чувство сродни тому, что, наверное, испытывал Казанова, когда очередная девушка говорила ему «да». Благодарный восторг и одновременно сожаление, что задача оказалась слишком простой. Я тоже вздохнул и сдался: повернул ручку, шагнул внутрь и быстро затворил за собой дверь.
Кругом стояла тьма, как в угольной шахте, когда в ней вдруг вырубилось электричество. Я выждал минуту, давая глазам приноровиться к темноте, но светлее не стало. Отрадный для меня факт, ибо он означал, что шторы на окнах задернуты и свет не просочится наружу. Что в свою очередь означало, что я могу включить все лампы, какие только захочу. И что мне вовсе не обязательно пробираться на ощупь во мраке, натыкаясь на разные предметы и чертыхаясь.
Сперва я использовал фонарик — убедиться, что все шторы действительно задернуты. Так оно и оказалось. Затем, натянув перчатки, щелкнул ближайшим выключателем и тут же зажмурился от ослепительного света. Сунул фонарик в карман и глубоко вздохнул, позволив себе на мгновение испытать сладостную дрожь восторга, которая всегда накатывала, стоило мне попасть в любое место, где я не имел права находиться.
Подумать только, а я ведь всерьез намеревался все это бросить!..
Я запер входную дверь на оба замка — просто для порядка — и окинул взглядом просторную комнату в форме буквы L. Из нее, собственно, и состояла квартира, если не считать кухни и крохотной ванной, и обставлена она была довольно осторожно — мебелью того разряда, что приобретают новобрачные для своей первой квартиры. Ковер светлых тонов с геометрическим рисунком покрывал примерно треть паркетного пола, в алькове, на возвышении, стояла кровать.
Я заглянул в гардероб, обшарил несколько ящиков. И сделал вывод, что обитателем жилища является мужчина, хотя и наткнулся на несколько предметов дамского туалета, свидетельствовавших, что у него имеется либо подружка, либо склонность к фетишизму.
«Только портфель, — внушал мне Кэндлмас. — Брать там больше нечего. Парень — всего лишь мелкая сошка в одной фирме, ничего не коллекционирует, драгоценностями не увлекается. Да и приличной суммы наличными вы там не найдете».
Но что в этом портфеле?
«Бумаги. Мы же с вами в определенном смысле игроки, не так ли? И разделим между собой вознаграждение, которое получим за эти документы, причем ваша доля составит минимум пять тысяч долларов. И если бы я остановил свой выбор на ком-то другом, вам пришлось бы раза три-четыре забрасывать невод, чтобы набрать ту же сумму, — он лучезарно улыбнулся. — Кожаный портфель с золотой монограммой. Там стоит письменный стол. И если портфель не наверху, найдете его в одном из ящиков. Они могут быть заперты. Но это, насколько я понимаю, для вас не проблема?»
Я подтвердил, что таких проблем в прошлом не возникало.
Письменный стол там действительно имелся. Скандинавского образца, из светлой березы, с полировкой, не скрывавшей естественного рисунка дерева. На нем ничего не было, кроме кожаной шкатулки ручной работы и фотографии восемь на десять в серебряной рамочке. В шкатулке лежали карандаши и газетные вырезки. На фото — черно-белом — красовался мужчина в военной форме. Не какой-нибудь там рядовой, обмундирование на нем было достаточно роскошное, чтобы парень мог занять место за столом консьержа в «Боккаччо». Он сверкал очками и длиннозубой улыбкой, что делало его похожим на Теодора Рузвельта в молодости. А волосы, разделенные пробором ровно посередине, наводили на мысль о рисунках Джона Холда-младшего.
Лицо показалось знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел.
Я придвинул стул, сел за стол и принялся за работу. Слева и справа было по три ящика, и еще один посередине. И я сперва попробовал этот, средний, и он открылся. И там, прямо посередке, лежал портфельчик телячьей кожи, рыжевато-коричневый, с золотой отделкой в виде геральдических лилий.
Чудненько…
Какое-то время я сидел неподвижно, любуясь портфельчиком и прислушиваясь к тишине. И тут тишину нарушил весьма характерный звук. В замке поворачивался ключ…