Вор вне закона
Шрифт:
Мурик облился холодным потом. Сейчас он мечтал об одном — каким угодно образом подбросить проклятый крест под стол или за шкаф.
Неожиданно с улицы послышались частые выстрелы. В окно ударила пуля, разбила стекло и, срикошетив от стены, упала на пол. На улице послышались крики.
— Атас, мусора!
Все четверо, не сговариваясь, бросились к дверям, перескакивая через труп хозяйки. Но когда они выскочили ни улицу, здесь все было на удивление спокойно. Сильвер встретил их недоуменным взглядом.
— Что это было? — растерянно пробормотал Слон. —
— А тебе не один хрен? — рявкнул Чингиз. — Может это путч как в Чили. Может вон на том белом доме снайпера засели!
Он ткнул пальцем на недавно построенное белое здание Совета министров, возвышавшееся на противоположном берегу Москвы-реки.
Предположение было столь нелепым, что Слон не удержался от глупой ухмылки.
— Что будем делать, начальник? — спросил он Седого. — Вернемся и продолжим шмон?
— Нет, — отрывисто бросил тот. — Расходимся. Если понадобитесь, я вас найду.
И они направились в разные стороны.
Надя Павлова поднималась от набережной Шевченко к Кутузовскому проспекту, когда ее внимание привлекли крики, выстрелы и звон разбитого стекла. Вместо того, чтобы укрыться, она, как любой воспитанный советской властью человек, чуть ли не бегом направилась к источнику шума.
От дверей магазина "Вологодское масло" врассыпную бежал народ. С визгом сирены подъехала милиция. Оказалось, что покупатели из бесконечно длинной очереди дружно напали на инкассатора, пытавшегося пройти в магазин, вырвали у него инкассаторскую сумку и надавали по голове. Тот в долгу не остался и произвел несколько выстрелов по окнам гостиницы "Украина" и соседних домов. Вообще-то он думал, что стреляет вверх, но от удара металлической планкой сумки слегка утратил ориентацию.
Инцидент замяли, оголтелым любителям масла разрешили вернуться в строй и очередь мгновенно вернулась к внутренним проблемам, теряясь в бесконечности и выкрикивая: "Вас тут не стояло"! Надя пожала плечами и спустилась в переход.
На другой стороне Кутузовского она с трудом протолкалась сквозь толпу у магазина "Сантехника" и вошла в подъезд. В последнее время она хранила орден Гитлера — все, что осталось у нее после кражи от вещей деда — у подруги своей матери, у известной актрисы Зои Федотовой. Вчера та позвонила Наде и попросила зайти.
"Мне показалось, что за мной следят, — сказала она. — И знаешь, кто это был? Придешь — расскажу, это не телефонный разговор".
На звонок в дверь не последовало никакой реакции. Надя постояла, позвонила еще раз, потом постучала. Дверь открылась сама, она оказалась не запертой. Надя вошла в темную прихожую.
В квартире, казалось, не было ни единой живой души. Тело Зои Федотовой она нашла в гостиной. Сама комната напоминала типографию "Правды" после разгрома ее царскими жандармами. Содержимое шкафов вместе с ящиками валялось разбросанным по полу. Хозяйка лежала возле стола, глядя в потолок остекленевшими глазами. Ее волосы шевелил сквозняк, тянувший через разбитое случайной пулей инкассатора стекло.
Яков Маркович Иванов любил повторять фразу: "Ай бросьте, я же не директор Каспийского моря, я всего-навсего скромный директор "Океана". Лях и Леня без особых проблем вошли в его защищенную бронированной дверью квартиру. Домашний сейф директора торга был под завязку набит золотом и деньгами — рублями и долларами. Сосчитать их даже приблизительно было невозможно.
Лях забрал себе из рублевой стопки пару сиреневых двадцатипятирублевых пачек. По его прикидкам немного, тысяч пятьдесят. Видимо директор торга держал их для насущных покупок — за хлебушком или за картошкой сбегать. Леня, в свою очередь, прихватил несколько пачек стодолларовых купюр.
— Не жадничай, — предупредил его Лях, — сам спалишься и меня потянешь.
— Спокуха, — отозвался Леня, которого несметные богатства героя и депутата товарища Иванова, казалось, нисколько не удивили. — У меня этого добра через час уже не будет. Все учтено могучим ураганом.
Прощаясь, Леня предложил Ляху позвонить через недельку. Будет новый клиент.
Директора торга Иванова повязали через два дня и расстреляли ровно через год. Это громкое дело положило начало целой череде разоблачений в системе социалистической торговли.
После освобождения Чингиз, как и обещал, взял Сильвера в дело. Его банда была небольшой, но сплоченной. Пацаны Сильверу не понравились и отношения он поддерживал только с самим Чингизом.
На первое дело они выехали вдвоем. В квартире, куда их впустила хозяйка, сидел толстый молодой человек с большим носом и глазами навыкате. Увидев Чингиза, он побледнел.
— Фима! Вот это встреча! — Чингиз хлопнул толстяка по спине, достал из кармана пистолет, передернул затвор и убрал оружие обратно в карман. — Что же ты, в карты играть любишь, а долги не возвращаешь? С тебя, как я слышал, сорок штук причитается с учетом процентов.
Толстяк только беспомощно открывал рот, пытаясь возражать.
— Я… я верну, — проблеял он наконец.
— Конечно вернешь, — рассмеялся Чингиз. — Но только теперь накинь еще двадцатку мне за беспокойство.
— Но у меня таких денег нет, — пытался возражать толстяк.
— Как нет? А машина, а квартира? А барахло твое?
Чингиз подхватил с пола большую сумку толстяка и принялся выкладывать из нее разные предметы: толстый альбом марок, три небольших картины в рамах, обернутые бумагой.
— Это с тебя задаток, — сообщил Чингиз. — А теперь садись и пиши расписки. Три расписки по двадцать тысяч. Ты у меня брал в долг на машину, на квартиру и… в связи с материальными затруднениями. Вот так, молодец. Теперь ты понял, что ты должен эти деньги мне? Сроку — неделя.
Чингиз потрепал толстяка за щеку и махнул Сильверу.
— Пошли.
Через неделю деньги были получены без ропота со стороны жертвы.
Не все налеты проходили так гладко. Приходилось пускать в ход паяльник, за что один из подручных Чингиза получил кличку Радиолюбитель.