Вор времени

Пратчетт Терри

— Все кончилось? — спросила Едина, вытирая пот со лба рукавом платья и оставляя на коже след блесток.

Лю-Цзе и Сьюзен посмотрели на зарево в противоположном конце пещеры, потом — друг на друга.

— Мне… так… не… кажется, — произнесла Сьюзен.

Лю-Цзе кивнул.

— Я думаю, все только…

Потоки зеленого света протянулись от маховика к маховику и замерли, жесткие, как стальные прутья. Волны света метались между колоннами, сотрясая воздух раскатами грома. По пещере взад и вперед прокатилась волна

сложных переключений.

Скорость происходящего постоянно возрастала. Раскаты грома слились в непрерывную дробь оглушительного грохота. Потоки света стали еще ярче и толще, заполнив пещеру одним огромным, нестерпимо сверкающим облаком…

Которое вдруг исчезло. Грохот стих так резко, что сама тишина, казалось, нестерпимо звенела.

Лю-Цзе, Сьюзен и Едина медленно поднялись на ноги.

— Что это было? — спросила Едина.

Маховики оставались неподвижными. Воздух вокруг раскалился. Пар и дым заполняли верхнюю часть пещеры.

Затем, повинуясь порядку, который установило человечество в своей извечной борьбе со временем, маховики начали брать на себя нагрузку.

Процесс был плавным, как дуновение ветерка. Маховики, начиная с самых маленьких, стали распределять напряжение между собой, и скоро далее самые большие из них принялись выполнять медленные тяжеловесные пируэты.

— Великолепно, — похвалил Лю-Цзе. — Готов поспорить, все почти так же хорошо, как прежде.

— Только почти? — спросила Сьюзен, стирая масло с лица.

— Ну, он все-таки отчасти человек, — пояснил метельщик.

Они повернулись к галерее, но никого на ней не увидели. Конечно, он ослабел. Конечно, такое могло лишить сил кого угодно. Конечно, ему нужно было отдохнуть. Конечно.

— Он ушел, — сказала она ничего не выражающим голосом.

— Кто знает? — откликнулся Лю-Цзе. — Ведь написано: «Никогда не знаешь, что может произойти дальше».

Успокаивающе мягко грохотали Ингибиторы. Лю-Цзе чувствовал потоки времени в воздухе. Они воодушевляли и придавали сил, как морской воздух. «Нужно проводить здесь больше времени», — подумал он.

— Он разрушил историю и восстановил ее, — произнесла Сьюзен. — Стал причиной и способом устранения проблемы. В этом нет никакого смысла!

— В четырех измерениях — нет, — подтвердила Едина. — А вот в восемнадцати этот смысл очевиден.

— Что ж, дамы, могу ли я сейчас предложить вам удалиться через заднюю дверь? — вмешался в их спор Лю-Цзе. — Буквально через минуту сюда прибежит целая толпа людей, все будут возбуждены и взволнованы. Лучше будет, если вы покинете это место.

— А что будешь делать ты? — спросила Сьюзен.

— Врать, — с довольным видом ответил Лю-Цзе. — Вы удивитесь, узнав, как часто это меня выручало.

..ик

Сьюзен

и Едина вышли наружу через дверцу в склоне горы. Сквозь заросли рододендронов вилась тропка, ведущая к краю долины. Солнце клонилось к горизонту, но воздух, несмотря на близость заснеженных равнин, был теплым.

С гребня скалы, нависающей над краем долины, низвергалась вода. Водопад был настолько высоким, что водный поток, падая с утеса, превращался в некое подобие дождя. Сьюзен присела на камень и стала ждать.

— До Анк-Морпорка очень далеко, — сказала Едина.

— Нас подкинут, — ответила Сьюзен.

На небе зажигались первые звезды.

— Звезды очень красивые, — промолвила Едина.

— Ты действительно так думаешь?

— Пытаюсь этому научиться. Люди считают их красивыми.

— Все дело в том… Я хочу сказать, иногда ты смотришь на вселенную и начинаешь думать: «А как же я?», и слышишь, как вселенная отвечает тебе: «А что ты?»

Едина, казалось, обдумала ее слова.

— Ну так и что? Что ты?

Сьюзен вздохнула.

— Вот именно, — кивнула она и снова вздохнула. — Нельзя думать об одном человеке, когда спасаешь весь мир. Нужно быть хладнокровной, расчетливой сволочью.

— Мне кажется, ты кого-то цитируешь, — нахмурилась Едина. — И кого именно?

— Одну полную идиотку, — сказала Сьюзен. — Кстати, мы не всех уничтожили. Здесь еще остались Аудиторы.

— Это не имеет значения, — спокойно заявила Едина. — Посмотри на солнце.

— И что?

— Оно садится.

— И?

— А это значит, что время течет по всему миру. Тело потребует своего, Сьюзен. Очень скоро мои… мои обращенные в бегство растерянные бывшие коллеги почувствуют усталость. Они вынуждены будут заснуть.

— Я тебя понимаю, но…

— Я безумна и знаю это. Но, впервые почувствовав это, я испытала ужас, который невозможно передать словами. Можешь представить, что я ощутила? Разум, существовавший в течение миллиардов лет, вдруг оказался в теле, которое было не более чем приматом, который развился из крысы, которая развилась из ящерицы? Можешь представить, какие неконтролируемые мысли поднялись из темных закоулков разума?

— Что ты хочешь мне сказать?

— Заснув, они умрут.

Сьюзен задумалась над этим. Миллионы и миллионы лет спокойного логического мышления, и вдруг на тебя наваливается все темное прошлое человечества. Причем сразу, в один миг. Ей стало их почти жалко. Почти.

— Но ты-то не умерла.

— Нет. Думаю, я изменилась. И, Сьюзен, мне пришлось многое пережить, чтобы измениться. Кстати, у тебя, случаем, не возникло никаких романтических надежд по отношению к тому юноше?

Вопрос возник из ниоткуда, и защиты от него не было. Лицо Едины не выражало ничего, кроме искренней обеспокоенности.