Ворон и голубка
Шрифт:
— Все скоро изменится, — процедил Мерлин. — Как только я оплачу счета, можете заказывать для кухни, что угодно. Вы уверены, что никого не видели в саду?
Мойра Блек скрестила пухлые руки на белоснежном накрахмаленном фартуке:
— Уверена. Правда, Маггинс, как обычно, зашел выпить кружку эля и поболтать, но он время от времени так делает, ничего тут странного не вижу.
Плечи Мерлина, казалось, на мгновение опустились, но он тут же вскинул голову:
— Вы все должны быть начеку и немедленно известить меня, если кто-то из фермеров странно себя поведет или если встретятся незнакомые люди. Не допущу, чтобы цветники Блек Рейвна уродовали и уничтожали. Собственно говоря, я намереваюсь восстановить поместье и сад во всем прежнем блеске и величии. Надеюсь, вам понятно?
Слуги закивали, по-прежнему с подозрением оглядывая хозяина.
— Кроме того, мне понадобится ваша помощь. Я на вас рассчитываю.
Мерлин вручил лопату Гидеону Свифту, который немедленно начал закидывать яму землей:
— Постараюсь поймать негодяя и примерно наказать его. Подобные проделки никому не должны сходить с рук.
Не сказав больше ни слова, Мерлин вернулся в дом и заперся в кабинете.
— А он храбрый человек, твой муж, — заметила Эстелла дочери, беря ее под руку. Обе направились следом за Мерлином. Очутившись в холодном сумраке большого холла, Синара, вздрогнув, спросила себя, неужели ей никогда не удастся освободиться от неприятного чувства, поселившегося в душе с тех пор, как пришлось переступить порог замка.
Мать повела ее в малую гостиную, где с гордостью показала, как много успела вышить за вечер.
Синара терпеть не могла шитье, но поскольку каждая леди должна была уметь обращаться с иглой, работала над экраном для каминной решетки, изображающим котенка, спящего в корзине, в виньетке из осенних листьев. Сегодня она была слишком возбуждена, чтобы заниматься вышиванием, однако послушно уселась у камина с пяльцами на коленях. Огонь почти погас, но в комнате было уютно и тепло.
— Мама, ты знала трех братьев Сеймур, отца и дядьев Мерлина. Какими они были? Эстелла подняла глаза:
— Насколько я понимаю, ты хочешь узнать о прошлом семьи Мерлина? Синара кивнула.
— Отец Мерлина, Росс, — начала Эстелла, — был самым младшим и добрым из братьев Сеймур. Порядочный человек, в чьем сердце было так много сострадания. За исключением твоего отца, Росс был лучшим из всех, кого я знала… правда, возможно, немного слабовольным. — Немного поколебавшись, она добавила: — Когда-то я даже надеялась выйти за него.
— Ты влюбилась в Росса Сеймура?! — охнула Синара.
Поджав губы, Эстелла оборвала болтавшуюся нитку:
— Трудно сказать. Я была так молода и совсем не понимала, что такое настоящая любовь, а твой отец казался неотразимым — как и Росс Сеймур. Я приехала в Англию в мае 1789 года, спасаясь от революции. Все произошло так быстро. — Безысходная печаль звучала в голосе пожилой женщины: — Знаешь, лишь мне одной из всей семьи удалось избежать гильотины. Отец отослал меня, надеясь, что сумеет приехать позже. Я всего боялась и была ужасно одинока. Вокруг чужие, совсем непонятные люди, все такое БРИТАНСКОЕ. Я смертельно тосковала по родным, а твой отец и… Росс искренне сочувствовали мне, заботились… Все это было так романтично! Да, думаю, что когда-то любила Росса, — уже чуть веселее добавила Эстелла. — Однако он женился на матери Мерлина, и всему настал конец Они были страстно влюблены друг в друга.
Синара, размышляя над услышанным, изучала мать, отмечая изящные черты увядшего лица, грациозные движения рук, по которым можно было всегда и безошибочно узнать француженку. Только сейчас она поняла, сколько страданий пришлось перенести матери.
— Ты никогда раньше не говорила мне об этом…
— Mon Dieu, это было так давно. Все изменилось. Твой отец дал мне настоящее счастье. Он боготворил меня, заботился и любил, как и я его.
— Расскажи о других братьях.
— Сидни, старший, был напыщенным крикливым человеком. Ни капли доброты. По-моему, даже безжалостным и бессердечным. Ходили слухи…
— Слухи?
— Что он плохо обращался со слугами. Думаю, что настоящий упадок поместья начался с того времени, как Сидни стал графом, хотя сначала казалось, что он сможет вытащить поместье из долгов. Но потом он совсем перестал заниматься делами, а после смерти жены начал пить. Благодарение Господу, Макс редко приезжал сюда и не видел этих омерзительных оргий. Скорее всего одиночество стало ужасным бременем для Сидни. Он любил веселые компании, разгул, вечеринки, но все равно в Блек Рейвне ему было совсем одиноко, а средств содержать дом и слуг в Лондоне не осталось. Пьянство разрушило его здоровье, и в конце концов Сидни превратился в мрачного озлобленного человека.
— А Джордж?
— Я его плохо знала, но судя по характеру Феликса, яблочко от яблоньки недалеко падает, Джордж был самым жадным из Сеймуров. Как среднему брату, ему предстояло стать либо священником, либо военным, а поскольку Джордж не желал ни того, ни другого, то и эмигрировал в Америку, где женился на дочери владельца табачной плантации, единственной наследнице. Правда, я ни разу в жизни не встречала его американских родственников. Жена ненавидела климат Англии и не хотела даже приехать погостить.
— Значит, родители Феликса умерли?
— Да, вскоре после того, как Феликс окончил Оксфорд. Джордж настаивал, чтобы сын получил британское образование. Для сына аристократа годится лишь все самое лучшее.
— Кто стал опекуном Феликса после смерти родителей? — не отставала Синара.
— Росс Сеймур.
В комнате воцарилось молчание, пока Синара раздумывала над только что услышанным.
— Они ладили друг с другом? — спросила она наконец.
— Понятия не имею. Феликс уехал в Америку и вернулся лишь несколько месяцев назад.
Эстелла проницательно взглянула на Синару:
— Очевидно, решил увезти с собой за океан жену. Синара вздрогнула:
— Я благодарна Мерлину за то, что он не допустил свадьбы. Правда, Брендон… Мне пришлось бы отправиться в Америку, но Брендон, возможно, был бы на свободе.
Голос девушки прервался; охваченная внезапной тоской, она поднялась и бесцельно заметалась по комнате.
— Я должна найти способ помочь брату, — почти заплакала она.
Эстелла уронила руки на колени, и Синаре показалось, что мать на глазах состарилась и одряхлела.