Ворон. Скафандр богов
Шрифт:
…
[НФзкшырудмфыекфрфе]: — Я готов!
[Милена]: — Хи-хи… какой смешной ник!… Щас, погодь)
…
Полминуты, которые Гэгэ провел в подозрении, что там, наверху, борются со смехом, он стоял под прицелом всех глаз, но не только не выдал смущения, но и вызывающе ухмыльнулся.
— Ты понял, куда прыгать? — спросил на всякий случай Чингизхам.
— Да.
Гэгэ еще раз смерил расстояние до метки на скале (три метра вперед и столько же вниз), мысленно прочертил траекторию и попытался заставить себя думать, что здесь не высоко падать.
…
[Милена]: — Go?
[НФзкшырудмфыекфрфе]: — Да!
[Милена]: — Три, два… оп!
…
Конь по команде соскочил с камня и вдруг исчез, словно не желая быть соучастником самоубийства, и как джин вернулся в свисток призыва. Но прогадал,
Свет заполнил весь мир. Гэгэ почувствовал себя легким, бестелесным, неосязаемым. Первое время он вообще не мог даже мысленно отлепить себя от всеобщего сияния, но когда оно сжалось в плотный комок, он понял, что сияние — и есть он. У него было полупрозрачное тело, а мир окружающий потерял краски. Его обступали серые кресты и надгробия, под ногами лежала почти белая земля, и еще белее и сияющее выглядело небо, изуродованное оспой черных звезд. Недалеко стояло мрачное строение, похожее на часовню, немного дальше — высились нестерпимо-светлые горы, на которые он взбирался с Джейн и отрядом. Какой-то внутренний христианский монах звал его войти в часовню (замаливать грехи, искать благодати, или что-нибудь в таком духе), но сам Гэгэ смотрел на горы и тоска и желание глодали его по чему-то, что он оставил там — нечто драгоценное, самого себя.
Он догадался, что умер и попал в загробный мир игры, отсюда и такая странная инверсия цвета: черное стало белым, белое — черным. Блеклые тона погружали в уныние: а ведь там живут и радуются краскам! Стрелец вдруг понял, что людям нравится жизнь только по одной причине: у нее очень много цветов.
«Нужно воскрешаться. Респаун, наверно, в той церквушке. Но тогда придется лезть снова на горы… стой: ведь это же они меня и убили! Повстанцы. Нахрена? Тащились в такую даль, просто чтобы убить?.. И у них осталась Джейн… Ну точно! Им только она была нужна. Как Чингиз тогда удивился ее реакции… Джейн хороший боец, им такие нужны. А я был просто приманкой, типа той Золушки. Без меня она бы не пошла с ними. И потом они «скинули» меня, а она об этом даже не узнает… Бли-и-ин, нужно вернуться за ней… а стоит ли теперь возвращаться?..»
Гэгэ колебался с минуту, а потом решился и побежал к часовне, но женский голос остановил его на полпути:
— Только не воскрешайся сам, тебя реснут.
Говорившую он не видел, слова будто долетали к нему с гор. Точнее — говорили не ему, духу, а телу, которое все еще лежало на скалах.
«Наверно, это Милена. Ладно, подожду. Кажется, все обошлось как всегда».
Скоро он почувствовал, как что-то обхватывает его, почти обнимает с добротой сестры милосердия, а потом он превратился во «вспышку черного света» (как остроумно выразился один современный текстовик-затейник) — и нашел себя лежащим на каменном полу какой-то пещеры.
Сияние — уже нормальное, светлое — быстро таяло, над Стрельцом нависла маска Бэтмана.
— Ты как? — спросила Джейн. — У тебя взгляд испуганный.
— Нормально. Просто я ни разу еще не умирал, — ответил он, вставая.
— Серьезно?.. А меня в день раза по три отправляли на тот свет. На штурмах вообще не меньше десяти. Живучий ты, однако.
Просто Автору было жаль своего форреста гампа, приходилось спасать из сложных ситуаций.
— Извини, Хватка Правосудия обычно снимает не больше трети Здоровья. Но у тебя резистов почти нет, поэтому я тебя нечаянно убила. — Из-за спины Джейн возник ангел, которого Стрелец видел перед резкой кончиной. Это была Каратель Милена, одетая в Доспех Солнечной Ярости, с пылающим двуручником в руке, из-под шлема в форме львиной головы без морды ниспадали золотые локоны. Все было торжественно-прекрасно в ней, кроме глаз — белых и пустых, отчего выражение лица ее казалось гипнотическим и грозным. Каратель была сильна — 5420 GS, поэтому Стрелец не устыдился того, что Хватка так пришибла его. — Лестницу сюда не придумали, поэтому мы поднимаем соратников с помощью притягивающих умений. При этом нужны только те, которые работают на большой дистанции.
Джейн косилась на Милену недобрым взглядом: то ли потому, что она смеялась над ником Гэгэ, то ли оттого, что «нечаянно убила», то ли из-за ее красоты, то ли от всего разом. Сама Лазутчик тоже выглядела прибитой таким странным «лифтом». В неглубокой пещере топтался уже весь отряд Чингизхама, в том числе и Реаниматолог Кузьмич, весьма похожий, к ревности Гэгэ, на раскабаневшего Тома Хэнкса, который и воскресил Стрельца. Последним, как всегда, поднялся командир.
— Никого не забыли? — усмехнулся Чингизхам, появившись с громом и светом. Удар Милены не нанес ему существенного вреда. — Тогда поехали дальше.
Дальше вновь приходилось взбираться по скале, но путь был очень удобным, с лестницами, и команда быстро вышла на широкое плато, затерянное между горами.
Среди скальных дворцов без окон и дверей прижимался к цивилизации очаг жизни. Когда-то здесь ютился город или монастырь, но со временем пришел в упадок, каменные храмы рухнули, дорога сюда обрезалась на полпути. Местами еще торчали остатки фасадов, дворовых украшений, башен, площади покрывала узорная плитка, вырезанная прямо в грунте. И однажды эту случайную пасхалку обнаружили первые Повстанцы. С тех пор на руинах вырос лагерь беженцев, оживал и разрастался, некоторые уцелевшие помещения приспособили под склады и мастерские. Небо в этом постапокалиптическом уголке всегда серое, в тучах, зато хрустальное без единой морщинки озеро скрашивало вид, а шепот ручейков, сбегающих от него по трещинам в скальной глыбе, заменил пение птиц.
Всюду горели огни, причем не только фиолетовые фонарики гамеров, но и похожие на керосинки лампы (только не спрашивайте, где Повстанцы берут топливо: со светильниками ночью красивей, а объяснение всегда можно придумать). Народу было много — человек двести — отчего общий чат жужжал громко, как в городах, но не было здесь самопиара гильдий, попрошаек, школоты, реклама выглядела неагрессивной, да и общий тон разговоров напоминал посиделки в широком дружеском кругу.
…
[Ересиарх]: — О, Чен вернулся! Здорова Чен, какие новости из Большого мира?)
[БлатнойШтирлиц]: — Народ, ко мне внезапно приехала партия ресов [74] , кому надо зачаровать оружие, доспехи — обращайтесь. Цены прежние.
[Ченгизхам]: — Всем привет!
[Сансаныч]: — Привет, народ. Скинул в банк пару уникалок на физов, берите кому надо.
[ПростоМарияСеменовна]: — Ку, партизанушки))
[Бывалый]: — Укук, коммунисты!))
[Ченгизхам]: — У нас двое новичков. Знакомьтесь. Охотник по имени Хант, над ником просьба не смеяться. Он хоть и добрый, но чуть что — переломает до состояния дяди Сульфата))
[НФзкшырудмфыекфрфе]: — Привет народ.
[Микрокосм]: — Хой! Друзи, если у кого есть ненужное шмотье — тащите мне на разбор!
[Печенька]: — Добро пожаловать в наш коллектив)
[Ченгизхам]: — И Разведчик Джеймс. Этот чувак — просто молния)
[Азазель]: — Хай новичкам.
[Джеймс]: — Привет.
[Печенька]: — Приветики.
[Коловрат]: — Здороу.
[Энерджайзер]: — Тевирп вам)
[Анонимус]: — Хант, а как твой ник переводится?
[товТроцкий]: — А я встречал его как-то в ЛЛК. Его змееныш четверых наших положил. Зеленые правда были. Я не в обиде, если че. Помнишь, Анка?
[Анюта]: — Угу. Приятно теперь познакомиться)
[НФзкшырудмфыекфрфе]: — Змееныш годный был. Но пал в бою…))
[Броневичок]: — Что было до того как вы стали Повстанцами — здесь не должно иметь значения.
[Сансаныч]: — Прихватил с собой крутую настолку. Так что после полуночи собирайтесь у меня, кто хочет. Опробуем.
[Ченгизхам]: — Кто сегодня в рейде?
[МелкаяЗлюка]: — Ганджубасовцы.
[Ченгизхам]: — Бронь, ты где щас?
[Броневичок]: — Качаюсь.
[Ченгизхам]: — Я к тебе подойду скоро.
…
74
Ресы — ресурсы.
Рядом с гамерами жили здесь и аборигены. Стрелец удивился, когда заметил группу мэрлонцев в шкурах, сидевших на земле рядом с высоким постаментом, на вершине которого стояла несоразмерно маленькая фигурка Темного. Этот Темный, казалось, занял чужое место на пьедестале — до того он выглядел «не к месту» там, наверху. Но одновременно что-то пророческое: в позе, в запрокинутой к небу голове и странном устройстве, похожем на треугольную подзорную трубу, приставленным к глазу, — виделось в нем даже издалека. Темный не шевелился, и дикие одежды на нем белели от снега и казались окаменевшими.