Ворона и ее лорд
Шрифт:
И застала потрясающий момент — озверевший вивисектор с утробным рыком намотал цепь, так и не отпустившую ребенка, на руки и ка-ак рванул! Вздулись буграми мышцы на плечах и на спине, деревянная стена побежденно затрещала, с плеском выскочив на поверхность воды выломанным куском бревна с ввинченным туда кольцом и цепью, а мой лорд подхватил почти захлебнувшуюся девчушку вместе с цепью и бревном на руки и ломанул к лестнице вплавь, а я из последних силенок полетела за ним. А потом и поплыла, когда просвет между потолком трюма и бурным потоком почти исчез. Кар-р-р… вороны плавают плоховато, но тонут тоже не так чтоб — воздух в перьях превратил меня
Короче, как мы из трюма на поверхность выскочили, я уже плохо помню. В какой-то момент надо было поднырнуть под балку в коридоре, а меня оперение не пускало — клювом-то я пыталась поглубже в воду вонзиться, а оперенная попа с хвостом так на поверхности и болтались, пока из воды не высунулась мужская рука и не цапнула меня за крыло, не протащила под водой несколько метров и не выдернула на поверхность.
— Лорд Крайчестер! — вокруг сразу заорали, зашумели и засуетились. А мне было уже пофиг, я валялась на палубе дохлой тушкой, хрипло откашливала попавшую в клюв воду и мечтала умереть — что-то как-то самочувствие резко ухудшилось.
Дальше все смутненько так и тошненько. Одно радовало — наши победили. Девочку у Края сразу отобрали большие ласковые тети в оранжевых халатах, надетых задом наперед, с завязочками на спине — как я поняла, местные доктора. Его самого раздевали, растирали, обратно одевали в сухое, поили и облучали какой-то полезной лечебной хренью — еще бы, блин: на улице мороз, а мы тут ныряльный сезон открыли.
А на меня никто внимания не обращал — примерзает себе дохлая птица к палубе, и фиг с ней. Пока вдруг вивисектор не встрепенулся и не начал оглядываться и отбиваться от ласковых оранжевых рук. Нашел меня взглядом, подскочил, отодрал от мокрых мерзлых досок, отряхнул льдинки с кончиков крыльев и сунул себе за пазуху, под сухую чистую рубашку и меховой плащ.
На груди согрел, ишь ты… Пр-р-риятно. Мне сразу потеплело и как-то получшело, жаль я не в кошку превратилась — помурлыкала бы. А так только потерлась головой о могучую грудь. Мур-р-р, в смысле кар-р-р.
— Негодяев в управление и сразу на операционный стол, поднимайте всех судебных магов-хирургов, со всех отделений, — окрепший голос лорда Крайчестера перекрыл гвалт. — Подчиняющие артефакты изъять все до единого раньше, чем это отребье очнется. Корабль осушить и обыскать. Потом опечатать и выставить охрану. И фиксировать каждого — каждого! — кто попробует приблизиться под любым предлогом. Даже если это будет начальник порта, даже если сам министр морской торговли, иностранных дел или посол Фарры. Всех брать на заметку и отправлять с любыми вопросами ко мне лично. Все понятно? Выполнять!
Ожил, родимый. Командует — любо-дорого послушать, а если голову к его груди прижать — и вовсе голос отдается в перышках приятной вибрацией. И усыпляет.
— Учитель, вы как?
Точно, капюшончика штруделя забыла, а ведь он так магическими нитками крутил, когда мы корабль ловили, что аж со стороны страшно смотреть было — не мужик в плаще, а прямо пипидастр натуральный. Неудивительно, что у него такой тусклый, усталый голос:
— Я в порядке, Край. Отосплюсь, приму укрепляющие зелья и буду как новый. Что и тебе советую. Настоятельно. Даже нет. Приказываю. Здесь теперь справятся без тебя, через полтора часа подъедет Кристина — я послал отсроченного вестника, девочке надо хоть одну ночь поспать до рассвета. Она закончит все формальности. Так что езжай домой, и никаких Комитетов, иначе повредишь ядро и останешься калекой, хорошо, если только на пару лет без магии.
— Понял я, понял, — тяжко вздохнул вивисектор. — Еду.
А я подумала: какой умный у нас яблочный пирог, в смысле учитель… Домой и спать — это самое правильное занятие в мире! Я вот так прямо сейчас и начну. Пригреюсь на груди у своего лорда и ба-аиньки.
Лорд Крайчестер:
Я бы рванул в Комитет, наплевав на ледяное купание и усталость, но здравый смысл победил. Прав учитель: упрямство ни к чему хорошему не приведет, «перегорю». Поэтому, забравшись в салон, я откинулся на сиденье, запрокинул голову на подушку и приказал ехать домой.
Ворона уютно и немного щекотно возилась у меня за пазухой, и я успокоенно выдохнул — оклемается моя птичка. Увидев ее, распластавшуюся на палубе, я, признаться, изрядно струхнул. За нее испугался. Но птица оживала на глазах, так что можно не нервничать и даже подремать по пути.
Дорога домой прошла словно мимо моего сознания. Я даже не сразу сообразил, когда экипаж остановился. Так хорошо было, тепло у сердца. Я встал, поправил куртку. В ответ раздалось приглушенное:
— Кар-р.
— Ты молодец, пернатая. Девочку спасла, меня спасла. Дома посмотрим, что там с твоими крыльями.
— Кар-р! — ответила ворона гораздо бодрее, высунувшись из-под рубашки. А потом потянулась и совершенно не по-вороньи, скорее по-кошачьи, потерлась головой о мой подбородок. Вот ведь… никогда не был сентиментальным, а тут растаял и сам потерся щекой о шелковистые подсохшие перышки. Хорошо, не видит никто посторонний.
Я решил, что слугам ворону лишний раз видеть незачем. Приказал принести легкий ужин прямо в спальню. В этот раз я был умным: про ворону не забыл, сразу поделил ужин приблизительно пополам. И что удивительно, пернатая съела все подчистую, хотя я думал, что не осилит. Хмыкнув, я прищурился, вспомнив привидевшееся мне в прошлый раз странное любопытство, с которым птичка смотрела на мое переодевание. Если бы я не знал совершенно точно, что трансформация человека в животное невозможна в принципе, я бы подумал… чушь всякую. Нет, надо отдохнуть.
Ворона вон уже перебралась с моего плеча на подушку и распласталась, широко раскинув крылья. Кое-где перья словно обожжены по краям, но не сильно. Это она магические потоки ими? С ума сойти. Я читал что-то такое о свойствах оперения некоторых птиц, из которых даже амулеты делают шаманы на островах, но не про ворон. Ладно, потом разберусь. Главное — сильно она не пострадала.
Некоторое время я на нее просто смотрел, ловя себя на неожиданных мыслях, что оперение у нее красивое и цвета насыщенные, не такие серые, как у обычных птиц. Словно отливают легкой радужной синевой. Даже странно…
Мотнув головой, сходил в ванную, наскоро ополоснулся. Только сейчас, дома, окончательно отогревшись, я начал осознавать, насколько устал. Дошел до кровати, упал на подушку рядом с вороной и моментально провалился в сон.
Обычно мне не снятся сны, я полностью отключаюсь, а наутро ничего не помню, но в этот раз все было иначе. Сон таял медленно, я вполне осознал, что вижу именно видение, случайную игру воображения.
И снилась мне моя незнакомка, вот уже дважды дразнившая меня своими формами и таинственными исчезновениями. Я ощущал ее гладкую бархатную кожу, ловил сладкое дыхание.