Воронцовы. Их жизнь и общественная деятельность
Шрифт:
На эту же черту известной “родовой” гордости указывает и тот факт, что, получив титул князя на Кавказе вместе с другими знаками уважения и благодарности Николая I, Воронцов говорил: “Я был прежде старый граф, а теперь стал молодым князем”.
Характеризуя взгляды и свойства Воронцова, не забудем того, что он из Одессы в 1840 году просил о переводе декабриста князя Сергея Волконского из Сибири на Кавказ, но Бенкендорф отказался докладывать государю эту просьбу ввиду того, что Волконский был “одним из главных виновников”. К бывшему в Одессе декабристу Лореру граф тоже симпатично относился, – а все это указывает на несомненную “порядочность” и доброе сердце Воронцова.
Нужно указать еще на одну черту графа, составляющую, так сказать, частную особенность его общей любви к знанию и науке: он, по примеру своих родичей, собирал ценные исторические материалы и манускрипты, занимаясь изучением их на досуге от своих многочисленных занятий. Эти
Частым и дорогим гостем у Воронцова в Одессе сначала бывал и Пушкин – веселый молодой поэт, любивший подурачиться, покутить и поухаживать. Это был еще свежий душою Пушкин, – не тот, каким мы его видим впоследствии в Петербурге, где ему теснил широкие плечи камер-юнкерский мундир и где светлые часы вдохновения омрачала пошлая клевета. Но к своей живости, к своим гениальным способностям Пушкин и в Одессе присоединял уже чрезмерное самолюбие и никому не давал спуска, будь это даже сам Воронцов. Эта черта – благородно стоять за права своей личности, вследствие горячности Пушкина, переходила иногда границы. Говоря здесь о столкновении поэта с графом, обратим, кстати, внимание на то, как в то время глубоко проникала в общество идея о кастовых различиях. Пушкин, даже сам гениальный Пушкин не мог отделаться от нее: к правам своим на уважение, как поэта, – звание, разумеется, более почетное в глазах истинно просвещенных людей, нежели счастие быть потомком даже королей, – он примешивает идеи о своем потомственном дворянстве; а как известно, название “сочинителя” Пушкин совсем не выносил. Известны письма поэта после ссоры с Воронцовым. В одном из них он, характеризуя графа жесткими и во многом несправедливыми словами, говорит: “Он видит во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думал о себе что-то другое...” Гордые слова, в которых уже сквозит сознание грядущей славы. Не менее благородно звучит и следующее место из другого письма: “Воронцов воображает, что русский поэт явится в его передней с посвящением или одою, а тот является с требованием на уважение...” Но является уже не только как поэт, но как поэт-дворянин, генеалогию которого можно считать не менее как в 600 лет.
Начало истории разрыва Пушкина с Воронцовым, где были оба не правы и оба, кажется, впоследствии раскаялись, положил наш знаменитый поэт. Он написал несколько эпиграмм на дам и гостей, принятых у графа. Весьма возможно, что в ссоре, как осложнение, явилось и то обстоятельство, что Пушкин не стеснялся говорить любезности молодой и красивой графине, писал ей стихи и вообще, как говорится на светском языке, “ухаживал” за нею. Некоторые даже полагают, что со стороны Пушкина могло быть и глубокое чувство. И действительно, на такое утверждение могли бы дать право прекрасные и прочувствованные стихи, связанные с именем графини, как “Ангел” и “Талисман”, а также и то обстоятельство, что Пушкин был всегда в восторженном, нервном состоянии по получении писем из Одессы в своем Михайловском. А такое отношение поэта к жене Воронцова могло вызвать особенно холодное отношение со стороны последнего. Как бы то ни было, но обидчивый Пушкин в ответ на холодность графа разразился убийственными эпиграммами, хотя потом и уверял, что известное:
“Полумилорд, полукупец” —он просто импровизировал, а его приятели записали и разболтали. К другой же эпиграмме подал повод неосторожным выражением сам Воронцов. Когда было получено известие о казни Риэго, Михаил Семенович сказал Александру I: “Quelle heureuse nouvelle, sire!” [8]
Подлило масла в огонь назначение Пушкина в командировку для борьбы с саранчою. Это поручение, сочтенное за месть, окончательно взбесило поэта: он написал дерзкое письмо, вместе с знаменитым донесением о саранче, и вскоре затем последовало его удаление в Псковскую губернию в село Михайловское, – удаление, шедшее вразрез с желаниями поэта, но, тем не менее, давшее бесценные перлы русской литературе в период жизни на родном пепелище. Трудно, конечно, оправдать в этом деле и Воронцова. Величие человека больше всего было бы видно в том, если бы он, ради удовлетворения личной обиды, не воспользовался своею громадною властью. Но когда читаешь письмо Воронцова к Нессельроде, составленное в простых и убедительных выражениях о неудобствах пребывания Пушкина в Одессе для самого поэта, которого и образ жизни, и окружающие льстецы портят, то невольно хочется верить, что не одно негодование Воронцова было причиною удаления из Одессы Пушкина, но помогла и его прежняя репутация, а также и несомненная решительность тогдашнего центрального начальства, часто делавшего из “мухи слона”.
8
“Какая хорошая новость, Государь!” (фр.).
Как бы то ни было, но известно, что Воронцов в год смерти поэта был у его вдовы с выражениями соболезнования, а княгиня Воронцова до конца своей жизни сохранила глубокую и добрую память о поэте. Плохо владея под конец жизни глазами, она заставляла читать вслух произведения усопшего писателя, по смерти которого две одесские газеты “Одесский вестник” и “Journal d'Odessa”, основанные генерал-губернатором и бывшие его полуофициальными органами, посвятили теплые и прочувствованные статьи автору злых эпиграмм на Воронцова.
В предыдущей и в этой главах мы проследили по возможности подробно жизнь, деятельность и взгляды последнего знаменитого Воронцова. Мы знаем его отвагу, его стойкость и энергию там, где это было необходимо; его гуманность и приветливость, так сказать, в “буднее” время. Нам знаком его просвещенный взгляд на задачи государственного человека, который должен стремиться к свободному и нестесняемому возрождению общества во всех сферах его деятельности. Воронцов знал цену образования и помог делу просвещения вверенных ему областей, учреждая учебные заведения. Не может не показаться высоко симпатичным его отношение к подчиненным, к крестьянам и солдатам, об избавлении которых от телесных наказаний он старался в то время, когда это считалось почти “якобинством”, и ненависть к взяточничеству, когда эта привычка всасывалась с молоком матери. Мы видели и недостатки графа: иногда он склонен был слушать льстецов, может быть, и сам льстил, – к этому льстецы всегда приучат. Иногда граф пользовался своею громадною властью ради защиты личной чести и репутации: употреблял в необходимых случаях суровые меры, что было в очень большой степени присуще тогдашнему времени. Но имея в значительно ослабленной степени пороки той эпохи, он далеко выделялся над нею своими положительными достоинствами, и этого не должны забывать противники Воронцова при осуждении его за недостатки.
Те же качества проявил граф Воронцов и за время его 9-летнего кавказского наместничества, обозрением которого мы и закончим наш очерк.
Глава VIII. Кавказская эпопея
Кавказский хребет. – Горцы и их нравы. – Неизбежность борьбы. – Отчаянная храбрость и мужество горцев. – Богатый материал для героического эпоса. – Назначение Воронцова наместником и въезд его в Тифлис. – Надежды Николая I на энергию и таланты Воронцова. – Шамиль и его успехи. – Первые неудачи. – Кровавый поход в Дарго. – Гибель Пассека и его авангарда. – Любовь солдат к Воронцову. – Выработка рационального плана войны. – Штык и топор. – Воронцов становится князем. – Картины кавказской войны. – Подвиг рядового Осипова. – Сказочные случаи. – Кавказ сдается пядь за пядью. – Мирная деятельность Воронцова на Кавказе. – Усталость и отдых. – Смерть его
От Черного до Каспийского моря на 1500 верст протянулась широкая кавказская горная цепь – одна из грандиознейших в Европе. Окутанные вечным снегом громадные вершины, над которыми слышатся крики орлов, глубокие угрюмые ущелья, в которых бешено мчатся и ревут быстрые реки и шумят водопады, цветущие плодородные долины – делают этот край по красоте и величию одною из таких местностей, каких немного найдется на земном шаре. Климат – от холодного вверху до полутропического внизу; роскошная растительность, плодородная земля в горных долинах, большое количество разнообразных ископаемых – всем наделена эта благословенная страна, представлявшая в прошлом место, куда стремились представители разных племен еще в эпоху переселения народов и куда позже крестовые походы забросили толпы искателей приключений. Такое смешение племен, говорящих на самых разнообразных наречиях, трудно отыскать на всем земном шаре. Несколько больших царств, десятки ханств, бесчисленное количество обществ, управляющихся своими старшинами, населяют Кавказ. В плодородных долинах – малокультурное оседлое население; в мрачных ущельях гор – полудикие, привыкшие к постоянным войнам и грабежам горцы. Живя часто в недоступных местах, похожих на орлиные гнезда, многие горские племена пополняли скудную добычу своего хозяйства отважными набегами на мирное население. Мусульманство, самая распространенная религия на Кавказе и в Закавказье, воодушевляющая и фанатизирующая горцев, в связи с условиями всей их наполненной опасностями жизни, делает их отчаянными храбрецами. Жилища горцев, похожие на крепости для защиты от нападений, красноречиво говорят о воинственных нравах обитателей. Обычай кровавой мести являлся одним из святых законов для этих полудиких людей.
Постоянная, вечная война племен между собою; междоусобия соседних аулов и грозные набеги хищников на мирные Грузию, Гурию и Имеретию – вот картина Кавказа до владычества русских. Немудрено, что такая жизнь способствовала выработке необычайно смелого, ловкого и хитрого воина, воодушевленного фанатизмом, презирающего смерть и привыкшего постоянно смотреть ей в глаза.
И, разумеется, борьба и покорение подобной страны должны были стоить громадных средств и тяжелых кровавых жертв тому государству, которому судьба послала эту борьбу.