Воронежские страдания
Шрифт:
Алевтине судьба старорежимных «залежалых» невест не грозила: она превосходно выглядела, твердо знала, что ей надо и когда ей надо, и не стеснялась экспериментировать. Отличная, современная девушка.
А экзерсис насчет мочек ее ушей – он тоже имел свою подоплеку. Немного хулиганскую по смыслу. Все-таки прав был старый классик, утверждая: «Из песни слово выкинешь, так песня вся нарушится...» Обычно цитирующие поэта Некрасова на этом и останавливаются, потому что следующая и завершающая строфу короткая фраза: «Легла я...» – требует долгих дополнительных объяснений, что это совсем не то, о чем ты только что подумал, и так далее. Долго, одним словом.
Так вот, как-то Александр Борисович остался
Как обосновывают женщины свои поступки в таких случаях? Обещал? Ах, только мысленно? Ладно, жене будешь врать!
Короче говоря, уже миг спустя, их, возможно, и нелепые с эстетической точки зрения, зато весьма целенаправленные движения стремительно повели к близкому обвалу сознания. Неудержимая скачка длилась до полного теперь не только солнечного, но и лунного затмения...
Придя потом в чувство и возвратив туда же свою «разобранную» до полной невозможности всадницу, Турецкий то ли просто подумал, то ли в изумленном раздумье пробормотал, что, пожалуй, давно уже не держал в своих руках ничего изумительнее такой фантастической ж... Скорее всего, нечаянно вырвалось, да и то исключительно от избытка чувств. Нет, определенно, вслух произнес, потому что обессиленная Алька едва не подавилась от хохота...
Ну было и было... мало ли что случается иногда у взрослых людей!
А сегодня, во время беседы с Щербатенко, – уж и не помнились сейчас частности, – у него вырвалось то самое слово. Которое, по детскому анекдоту, так и звучит присказкой: «Слова нет, а ж... есть». Но он, очевидно, слишком откровенно, или многозначительно, взглянул при этом на Алевтину, которая что-то объясняла клиенту, чем смутил ее и что явилось его ошибкой, ибо только они двое знали, в какой ситуации было употреблено это, не совсем печатное, слово. Так зачем же при постороннем? Бог знает, о чем может подумать!
И Турецкий, почти по-отечески, не придавая и значения своему жесту, обнял одной рукой высокие бедра помощницы и, прижавшись к ней щекой, поклялся, что отныне станет всячески избегать нечаянных провокаций со своей стороны, а главное, искренно веря, что так оно и будет. Но это, как он понял позже, была очередная его ошибка, ибо Альке его чисто дружеский жест почему-то показался красноречивее сбивчивых оправданий...
«Что делается!.. – огорченно подумал Александр Борисович. – Неужели опять сегодня не явлюсь домой вовремя, к ужину?..» Но оставалась, правда, надежда, что еще имеющиеся дела не позволят расслабиться до такой уж степени. Вот ведь на какие уловки приходится иной раз идти мужчине, чтобы сохранить хотя бы отдаленную верность собственным принципам...
В связи с этим ему было особенно важно, чтоб хотя бы внешне их отношения с Алевтиной ни в коем случае не выходили за рамки обыкновенных дружеских, а вот она этого, кажется, понимать уже не хотела. И ему, в который раз за последние дни, вспомнилась фраза старого приятеля о похоронной процессии, которую каждый из живущих на белом свете создает себе сам – в прямом и переносном смысле. Уж не сигнал ли? Как тому гусю, которому перед Рождеством стали с удручающей настойчивостью сниться яблоки. А тот, дурачок, все интересовался: к чему бы?.. Доспрашивался... м-да...
Глава четвертая
Несущественный прокол
За столиком в пивном баре сидели трое молодых людей. Чем еще тут можно было заниматься? Пить пиво и с треском разрывать на части золотистую воблу, которую здесь подавали к пиву, – когда-то непременную спутницу толстой стеклянной пивной кружки с обгрызенными краями, затем, на излете социализма, сделавшуюся страшнейшим дефицитом, а ныне – снова бери не хочу. Вот в память, наверное, той, дефицитной, и назвали бывшую «стекляшку», по сути забегаловку, «Золотой рыбкой», с приходом капитализма преобразившуюся в своеобразный клуб молодежной мужской тусовки. Здесь, за зашторенными по вечерам окнами, с изображенными на них разнообразными рыбами, крабами, раками и прочей морской живностью, собирались чаще всего знакомые между собой молодые люди, обсуждали свои коммерческие и прочие проблемы – у молодежи их теперь больше, чем у кого-либо. И контингент, как говорится, здесь специфически мужской.
Под словом «специфика» можно было понимать и то, что своеобразной визитной карточкой входящего являлась главным образом кожаная куртка. Такие обычно носят заядлые мотоциклисты – рокеры там всякие, байкеры, иногда «крутые» парни, именующиеся «братвой», ну и особая категория молодежи, называющая себя борцами за чистоту русской национальной идеи. Часто грубая черная кожа, косо вшитая молния застежки, масса разнообразных металлических заклепок, болтающиеся до колен цепи, темные шапки-бейсболки с длинными козырьками, надвинутыми на самые глаза или, наоборот, перевернутые задом наперед, черные джинсы либо камуфляжные брюки, заправленные в высокие ботинки военного образца, именуемые берцами, – такой вот типичный «прикид».
Грубо говоря, каждый второй – потенциальный клиент милицейского «обезьянника», но... в стране демократия, никаких превентивных мер, и пусть себе каждый самовыражается как хочет. Включая матерщину через слово, на которую не реагируют уже даже редкие девушки, по воле случая или спутника попадающие сюда. Не реагируют, возможно, от неудобства и страха, или от бравады, а может, просто привыкли, как быстро привыкают ко всему плохому и обязательно запретному.
Не реагировал особо на непристойные отдельные выкрики и бармен, молодой человек лет тридцати, с выбритой, под «крутого», блестящей головой и приклеенной к губам безразличной улыбкой. Он только посматривал иногда в сторону особо шумного посетителя дольше, чем следовало бы представителю обслуживающего персонала, и тот, как ни странно, чувствуя укоризну во взоре холуя, в сущности, смолкал. Значит, была все-таки причина... Или легенда, передававшаяся новичкам, что называется, шепотком на ухо, что у Этого не забалуешь. Имя бармена вряд ли кто-то знал, здоровались кивком, но он, как оказывалось, знал практически всех постоянных посетителей и многих случайных. Иногда некоторым даже предоставлял щедрый кредит. Очевидно, он не сам распоряжался этим пивным хозяйством, а был кто-то над ним, но с какой целью и что здесь делалось, – вот этого, пожалуй, не знал никто.
Из троих, сидящих в «косухах» за пивными кружками, только один понимал, что к чему. И он, высокий – было заметно по посадке, – довольно плотного, спортивного сложения парень лет двадцати двух, время от времени вопросительно поглядывал на бармена. А тот, не поворачивая головы, только скашивая глаза в его сторону, неопределенно пожимал плечами. Можно было понять, что Влад – так звали Гундорина, рослого, спортивного парня приятели – Бык и Нос, то есть Игорь Бугаев и Федька Дербаносов, чего-то с нетерпением ожидал, и бармен был в курсе.