Вороний парламент

Кертис Джек

– Зачем?

– Кто знает. – Джеффриз пожал плечами. – Это нас не касается, хотя очень раздражает. Лучше бы она жила в Вудстоке. По крайней мере, не пришлось бы наблюдать еще и за этим чертовым отелем. Все считают, что она в глубокой депрессии.

Прентисс постучал ручкой по стопке бумаг и задумчиво сказал:

– Это опасно. Присматривайте за ней.

Он спрятал ручку во внутренний карман и поднялся из-за стола.

– О'кей, кажется, все. Держите меня в курсе.

– Конечно.

Эд и все остальные встали. Прентисс

вышел, не закрыв за собой дверь.

– Господи Боже мой, – с облегчением вздохнул Джеффриз, – кажется, пронесло.

* * *

Уже в двадцатый раз Герни звонил Кэролайн Ране, но слышал только гудки в трубке. Наконец он позвонил Джорджу Бакройду. Тот вместо того, чтобы сказать «Бакройд слушает», назвал номер своего телефона.

– Извините, – произнес Герни, – это не восемь четыреста тринадцать?

– Вы ошиблись, – спокойно ответил Бакройд и положил трубку.

Герни подождал полчаса и снова позвонил. Бакройд опять назвал номер своего телефона. Тогда Герни сказал:

– Привет, Джордж, это Саймон. Я подумал, что надо сообщить, где я нахожусь, на случай если я вам понадоблюсь или вы узнаете что-нибудь важное. – Он говорил быстро, не давая Бакройду вставить слово. – Боюсь, я не очень-то продвинулся. У вас, наверное, тоже ничего нового?

Наступила тишина, потом Бакройд сказал:

– Если будут новости, я дам вам знать.

– О'кей. Я в «Друидс-Кум». Буду ждать два дня. У меня здесь кое-какие дела. У вас есть мой номер?

– Да. Позвоню, если что-нибудь узнаю. Желаю удачи, Саймон.

– До встречи, Джордж.

Герни принес несколько поленьев, положил возле камина, потом поставил пластинку с записью фортепьянного концерта Моцарта и стал ждать.

* * *

Мозаика занимала больше половины стены. Цвета были яркими, но рисунка как такового не существовало. Голубые, желтые, светло-зеленые, красные, иногда ослепительно белые пятна. Не меньше двухсот. Если смотреть через открытую дверь, то в картине можно было найти какую-то логику; красная полоска здесь, желтое пятно там, слева наверху зеленый уголок с ломаной белой линией, ниже зеленые круги, а рядом, с краю, голубые мазки.

Если же подойти поближе, то в белых пятнах можно было рассмотреть заснеженные поля, деревья, горы. В голубых – небо, озера, океан. В желтых – песок. В красных – свитер, лыжную шапочку, теплое клетчатое пальто, шарф, даже плавки Дэвида. Он стоял на коленях на желтом песке и, улыбаясь, смотрел в фотообъектив.

Кэролайн прикрепила к стене последнюю фотографию. Она привезла с собой все снимки, где был запечатлен сын. Опустошенный альбом так и остался лежать в спальне на полу, в Вудстоке. Скрестив ноги, она сидела на кровати, прижав подушку к животу, и смотрела на них. Смотрела целый час, потом пошла спать.

Среди ночи Кэролайн проснулась. В городе всегда было светло. На улице, возле Центрального парка, освещенного фонарями,

гуляли люди. Каждый был поглощен своими мыслями, приятными или тяжелыми... Она пошла в ванную и застыла у зеркала с губной помадой в руке. Неужели это ее лицо? Она не стала краситься, швырнула помаду в мусорную корзинку и попыталась выдавить угорь на щеке. Потом вернулась в комнату и полезла в шкаф за шубой, но остановилась и понюхала у себя под мышками. Пахло потом. На руке был маленький круглый синяк. Откуда он? Тут Кэролайн вспомнила, что два дня назад, возвращаясь из бара в отель, споткнулась и схватилась за стену, чтобы не упасть. Грязь со стены тусклым полумесяцем отпечаталась на ладони.

Она пошла на Пятьдесят четвертую авеню, свернула направо, пересекла Шестую авеню и увидела джазовый клуб. Шум там стоял невообразимый, напитки стоили очень дорого, поговорить было не с кем. Позднее она пошла в Виллидж и еще выпила. Не зайти ли в какой-нибудь ресторанчик из тех, что любил Дэвид? Когда она села за столик, заиграли знакомый блюз, исполнявшийся каждый вечер.

* * *

В час ночи Герни позвонила Рейчел. Он счел эту тактику верной, поставил стакан с вином и пошел к телефону. Только после восьмого звонка он снял трубку.

– Привет, Саймон.

– Рейчел?

– Извини, я, наверное, тебя разбудила.

– Ничего. – Он помолчал, представив себя сидящим в постели с подоткнутыми за спиной подушками. – Который у вас час?

– Час ночи, как и у вас. Я в Лондоне.

– Да? – удивился Герни, оживившись. – А что ты здесь делаешь?

– Просто так. В результате кое-каких перемен в мире я стала важной персоной. У меня даже появился поклонник. Мы решили проводить вместе время, чтобы проверить, подходим ли мы друг другу.

Герни, как всегда, подыгрывал ей.

– Ну и как?

– Думаю, ничего не получится. У этого поклонника седина в бороду, бес в ребро. У него две фамилии и ни одного имени. Он пригласил меня на ленч в ресторан, с узорчатыми салфетками, увесистыми ножами и вилками и обоями эпохи Регентства.

– Кажется, я где-то видел такое.

– Такое можно увидеть только в Англии, – сказала она. – Послушай, Саймон, я выклянчила отпуск на несколько дней. И раздобыла пару интересующих тебя фактов. Нельзя ли к тебе приехать? Мне бы очень хотелось. Или ты сам собираешься в Лондон?

– Нет. Приезжай. Когда?

– Завтра. То есть сегодня.

– Прекрасно. Есть поезд... Но, может быть, ты на машине?

– Нет, приеду поездом.

– Хорошо. От станции Паддингтон до Тонтона. Утром или днем?

– Днем.

– Тогда садись на пять сорок пять, – сказал он, – я тебя встречу.

– Не в первый раз, – сказала Рейчел и добавила: – Хо-хо-хо.

– Хо-хо-хо, – повторил он. – До завтра.

Он подождал, пока она повесит трубку. Затем положил свою, задумчиво глядя на нее, и отпил из стакана.