Воронка.
Шрифт:
Иногда, в моменты, когда алкогольные пары теряли свою концентрацию и вялые с бодуна мысли тяжело ворочались в пустой голове, Павел раздумывал над тем, каким же будет его край жизни? Смерть алкоголика легкой не бывает. Один только цирроз печени чего стоит! А еще Паше случалось видеть трупы пьяниц, погибших в результате разборок с собутыльниками или от несчастного случая. Ужасная смерть, достойный результат ужасной жизни. Такие мысли, как бы это ни казалось абсурдно, только будили томительную жажду.
…Паша вылез из душа с твердым намерением провести день в трудах по дому. ПХД, так
Пока откисало белье, Паша разобрался со сваленным на стулья барахлом, заправил диван, протер пыль на книжных полках, с которых уже больше двух лет не доставались ни Стругацкие, ни Куприн, ни Пелевин, ни Каспаров. Паша больше не читал ничего, кроме этикеток на бутылках и не интересовался никакими партиями, кроме партии спиртного в соседнем ларьке.
Слава создателю, ему больше не надо было работать, так как он продал свою двухкомнатную квартиру на втором этаже и переселился в однокомнатную на седьмом. Вырученная таким маневром денежная сумма в двести тысяч рублей позволяла Паше жить так, как он жил. Он рассчитал, что если тратить по пять штук в месяц, то хватит на сорок месяцев, а это больше трех лет, а столько еще прожить надо! Пяти тысяч ему хватало вполне. В еде он был не прихотлив, новую одежду не покупал вовсе, донашивая то, что было. Собирая свои штаны и свитера в шифоньер, Паша отметил про себя их непотребный вид, но не зациклился на этом.
В приступе хозяйственности он даже вымыл полы, а это потребовало серьезного напряжения воли. Гордясь собственным умением властвовать собой, вышел перекурить на балкон. В плане у него было еще пятно крови. Надо бы избавиться от него, а то как-то не по себе. Странно только, что пятно, вроде бы, светлее стало. Но, может быть, это от известки под обоями? Обычно кровь темнеет, буреет на бумаге. Ладно, какая к черту, разница? Темнеет — светлеет. Содрать обои, заклеить листом бумаги и завесить чем-нибудь или шкаф подвинуть на это место.
Этот апрельский вечер для Гродина был, пожалуй, холодноват. Неласковый дерзкий ветерочек разлохматил рыжие Пашины вихры и спустился вниз, во двор, где весело прошуршал по молоденьким листьям каштанов, разбросал белые конфетти с цветущей алычи и взметнул золотистые пряди волос молодой женщины, в растерянности стоящей перед подъездом. Секунду назад она вылезла из иномарки, которая теперь плавно отъезжала со двора в сторону улицы. Павел невольно пригляделся к блондинке, угадывая в ней знакомую. Только вот что за знакомая такая? Откуда?
— А-а… — вслух произнес Паша. Это означало, что он вспомнил и еще в этом «а-а» прозвучало некоторое беспокойное удивление: что она тут, собственно, делает? Уж не меня ли ищет? Вот это было бы совсем ни к чему! Опять набегут ее родственники, снова попортят обои! Паша усмехнулся и, закурив вторую сигарету, уставился вверх, в небо. Он уже предчувствовал трель дверного звонка, но понятия не имел, какие события войдут в его жизнь вслед за этим.
…— Я только на минуточку, — оправдываясь, говорила она. Ее легкие пальцы нервно касались тонкой кожи под глазом, будто там прилипла ресничка и щекотала и беспокоила Нику. — Даже не знаю, зачем пришла! Мне больше некуда…
Павел стоял, привалившись спиной к дверному косяку. Впускать свою гостью внутрь квартиры ему не улыбалось. Вообще-то он не слишком поверил артистичному козлу в сером пальто. Вряд ли эта девушка сумасшедшая или что-то в этом духе! Она боится, и это понятно, если вспомнить про пятно крови на стене Пашиной квартиры. Но что бы там не происходило, ввязываться в чужие дела — безумие чистой воды. Павел еле заметно нахмурил брови и опустил взгляд.
Ника же смотрела на него с нескрываемой надеждой. Ей хотелось, чтобы он хоть чуть-чуть оттаял и проявил к ней интерес любого характера. Ей годилось все.
— Ты боишься, что опять мой муж припрется? — догадалась она. — Нет, он не припрется, потому что уехал. У него дела в деревне.
— А тот, что с ним был? — поинтересовался Паша, не меняя своей расслабленной позы.
— Костя? Косте и своих дел хватает.
— А кто тебя сюда привез?
Паша спросил это, исходя из двух туманных соображений. Во-первых, он решил, что иномарка никак не может принадлежать таксующему частнику, ибо выглядела для этого слишком круто. А, значит, подвез кто-то знакомый. Следовательно, не так уж бедная девушка одинока, как хочет казаться. Вторым поводом к вопросу послужило желание оттянуть тот момент, когда придется сообщить нежданной гостье о том, что сегодня у него не приемный день. Обычно Паша стеснялся отшивать людей.
— Подвез? Да никто. Просто попутку поймала.
«С каких это пор попутки к подъезду довозят?» — успел подумать Павел. Его сомнения остались не разъясненными, потому что Ника снова заговорила и уже о другом, более интересном:
— Если не хочешь меня впускать, может, пойдем в бар или еще куда-нибудь? Деньги у меня есть. Прошу тебя! Ну, пожалуйста!
Сходить с ней выпить? Да, пожалуй, так будет лучше. Пора бы принять свою вечернюю дозу, а потом можно будет и от девицы отделаться.
— Ладно, пойдем, — согласился он. — Только не в «Бригантину». Там бармен болтливый.
Пили в «Созвездии», заведении классом повыше, чем привык Паша за последнее время. Он бы туда не сунулся, но спутница сказала, что здесь тихо и можно будет поговорить. Собственно, говорить Павлу тоже было не о чем, но если она настаивает… И он уже приготовился напиться под жалобы на мужа и все такое, как Ника неожиданно подмигнула ему и сказала:
— У тебя такое выражение лица, будто ты лежишь на операционном столе, а доктор говорит: «Прими эту жертву, о Повелитель Тьмы!».