Воровская правда
Шрифт:
— Ну, чего орешь-то?! — оборвала она ухмыляющегося шофера.
— Вот тебе накладная, жранину давай выписывай! — по-прежнему улыбаясь, подошел к ней Пельмень.
«Если присмотреться, и грудь ничего», — заглянул в разрез блузки Пельмень. Правда, слегка поувяла, но это есть от чего, столько мужиков за нее подержалось!
— Ну, чего пялишься-то? — зло спросила Нина. — Не обломится! Много вас тут таких шастает.
Пельмень не сдавался:
— Шастает-то много, а вот таких, как я, больше нет.
— Ой, обычный треп! — махнула женщина накладной. — Место-то у тебя хоть в фуре есть, куда ящики складывать?
Нина
— Ты чего это, Нинок? — удивленно спросил Пельмень.
Повернувшись к ничего не понимающему Пельменю, она очень тихо спросила:
— Что у тебя там в кузове?
— Шкуры овечьи. А что, не положено? Так мне их туда Беспалый велел кинуть.
— А ты загляни, — так же тихо посоветовала Нина.
— Ну что там еще, — взмахнул в досаде руками Пельмень. — Ну, баба есть баба! Обязательно у нее что-нибудь не так, — сделал он несколько торопливых шагов в сторону кузова. — Что? Вымыть, что ли, его надо? Да твои ящики грязнее, чем у меня полы! — И, заглянув в фургон, невольно прикусил язык. — Мать моя, женщина!.. Кто же это его так?..
— Сам залезешь или тебе подсобить? — спросил у него водила.
— Ничего, сынок, сам справлюсь, — заверил его Беспалый. — Я хоть и старый, но еще не развалина.
Тимофей Егорович уверенно перелез через борт, осмотрел разбросанные в углу шкуры и присел, опершись спиной о шаткий борт.
— Все, сынок, можно ехать!
Двигатель громко взревел, и машина, дернувшись разок, поехала. Беспалый посмотрел на часы. Минут через двадцать грузовик выкатит на магистраль, значит, время еще есть. Хорошо все-таки, что он приехал погостить у сына. Вот и пригодился. Места здешние кому как не ему знать. Да и дело такое, что не каждому доверишь, а у него опыт, старая школа… И вообще, хорошо заняться чем-то настоящим, кровь будоражит. Тимофей Егорович сейчас чувствовал себя молодым фартовым вором по кличке Удача. Сунув руку в карман плаща, он выудил из него «макаров» и аккуратно стал прикручивать на ствол глушитель. Увидев чуть выглядывающую из-под шкур ногу, лишь хмыкнул — спрятался, значит, сукин сын! Можно было бы пристрелить Варяга, не разгребая шкур (промахнуться с двух шагов практически невозможно), но Беспалому-старшему интересно было взглянуть на человека, о котором так много говорят. Приблизившись, он откинул шкуры и увидел невысокого худенького человека, закрывавшегося от пистолета. В его глазах застыл самый настоящий ужас.
— Ты чего, отец? — в страхе спросил он. — Положь «пушку»-то, она ведь и пальнуть может!
— Хм, — разочарованно произнес Тимофей Беспалый. — Я-то полагал, что ты побойчее будешь, а ты вон, оказывается… какой. Так что же ты мне хочешь сказать?
Клещ поднялся и слегка попятился. Дальше идти было некуда, мешал брезентовый тент.
— Отец… «пушку»-то убери! На человека ведь наставляешь!
— Испугался, — удовлетворенно протянул Беспалый. — Вошь!..
Тимофей Егорович поднял руку. Этот выстрел будет особенный, не похожий на все предыдущие. Сейчас он спасал сына, а следовательно, греха на душу не брал. Хлопнул выстрел. Вор дернулся и, опрокинувшись на тент, рухнул лицом в бараний мех.
Минут через десять машина остановилась. Старик уверенно преодолел высокий борт, махнул на прощание водиле и затопал по дороге. Через минуту он обернулся — грузовик, казалось, застыл темно-грязным пятном в самом конце трассы. Но это только казалось, на самом деле машина медленно и верно удалялась. А скоро в дымке затерялось и это неясное пятно. Постояв немного на обочине, Беспалый направился к запыленному «уазику», стоящему у обочины. Осмотревшись и не заметив ничего настораживающего, Тимофей Беспалый сел в кабину и поехал в сторону поселка. На въезде он притормозил около телефонной будки, набрал нужный номер и, услышав уверенный голос сына, произнес:
— Сашок, тебе больше не стоит тревожиться. Он спит.
И, не дожидаясь ответа, аккуратно положил трубку на рычаг. Зевнув, Тимофей Беспалый взглянул на часы. Выходило, что часа четыре он не доспал, а следовательно, придется добирать по возвращении. В преклонном возрасте нужно особенно заботиться о здоровье.
В эту ночь Александр Беспалый решил заночевать в собственном кабинете. Благо для этого здесь имелись почти все условия: топчан, одеяло с подушкой и стакан крепкого чая, если вдруг ночью будет мучить жажда. Спалось ему отвратительно как никогда, удалось задремать ненадолго только под самое утро. А тут и вставать пора! Ополоснув лицо, подполковник Беспалый включил чайник, который тотчас деловито зашумел.
Неожиданно, едва постучавшись, в кабинет вошел встревоженный Кузькин. Обычно таких вольностей он себе не позволял, а значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.
— Товарищ подполковник…
— Что случилось, мать твою! — в сердцах восклинул Александр Тимофеевич.
— В жилом секторе… — нерешительно начал старший лейтенант.
— Не мямли!
— Заключенные четвертого барака забаррикадировались изнутри и не желают выходить!
— Пуговицу верхнюю застегни! — неожиданно заорал Беспалый. — Не в сельском клубе!
— Виноват, — вытянулся Кузькин и расторопно принялся застегивать ворот.
— Чего они хотят?
— Сказали, что свои требования передадут вам лично в руки.
О том, что вода вскипела, чайник оповестил хозяина негромким щелчком. Беспалый с сожалением посмотрел на пустую кружку. Придется довольствоваться вчерашним чаем. Выпив остатки одним глотком, он направился к двери. Неожиданно зазвонил телефон. А это кто еще в такую рань?
Подняв трубку, он привычно произнес:
— Да.
— Сашок, тебе больше не стоит тревожиться. Он спит, — услышал Александр Тимофеевич голос отца.
Во всяком случае, теперь ему стало не так тоскливо, как всего лишь несколько минут назад. Он хотел ответить, но в уши ударили частые короткие гудки.
— Паники не поднимать. Возможно, это провокация.
— Понял, товарищ подполковник, — устремился старший лейтенант следом.
Беспалый в сопровождении офицеров вошел в жилой сектор. Лагерь был залит светом — точно театральные подмостки. И место для трагедии выбрано очень удачно — тесная локалка, перегороженная поперек высоченными баррикадами.